Книга Усобники - Борис Тумасов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приезд Даниила на память пришел, его угроза искать управы у хана. Зло подумал: «Надобно по первому теплу в Сарай отправиться да хвосты прижать и Ивану Переяславскому, и брату Даниилу тоже».
Сказал вслух:
На кого замахиваются!
Анастасия не спала, спросила:
Ты о чем?
Брата Даниила припомнил. Они с Иваном Переяславским замышляют на меня жалобу хану принести. Весной в Сарай поедут.
До весны еще зиму пережить нужно.
Она положила руку ему на грудь, придвинулась. Князь отстранился: не хотелось близости, знал — попусту, уж сколько раз пытался. А потом упреки.
Анастасия догадалась, отвернулась, лишь спросила обиженно:
Для чего в жены брал?
Ты повремени. Аль все прошло?
Да уж не все, малая надежда осталась. — И фыркнула: — Ты, княже, ноне пса напоминаешь, кой и сам не гам, и другому не дам.
Говори, да не заговаривайся, — озлился князь Андрей, — не то поучу.
Затихла княгиня. Замолчал и князь, а вскоре сон сморил его.
* * *
Занесло Москву снегом, сугробы окольцевали бревенчатый Кремль до самых стрельниц. Не успеет люд дороги расчистить, как снова метет.
От Переяславля до Москвы в добрую пору дорогу в день можно уложить, а в такое время едва на третьи сутки добрался князь Иван до Москвы. Местами гридни сугробы разбрасывали, чтобы коней не приморить. Ночевали в деревнях, отогревались. Князю Ивану стелили на полатях, у печи. К утру избу выстуживало, и переяславский князь под шубой досыпал. Но сон тревожный: не давала покоя обида, какую претерпел от великого князя. Узнав от старосты, что Андрей Александрович пограбил его, переяславского князя, смердов, князь Иван хотел было броситься вдогонку за тиуном и силой отбить дань, но потом передумал: у владимирского князя и дружина, и хан за него. Разорит великий князь Переяславль да еще в Сарае оговорит!
У самой Москвы переяславского князя встретил московский разъезд. Гридни на конях, в шубах овчинных, луки и колчаны к седлам приторочены. Старший — борода, не поймешь, седая или снегом припорошена, — молвил простужено:
Князь Даниил четвертый день как из полюдья воротился, успел до непогоды.
Над Москвой поднимались дымы. Они столбами упирались в затянутое тучами небо. Снег белыми шапками укрывал избы и стрельницы, боярские терема и колокольни Успенского храма, княжьи хоромы и кремлевские постройки.
На Красном крыльце холоп метелкой из мягких ивовых лап обмел ггереясланекому князю валяные сапоги, распахнул дверь. В сенях помог скинуть шубу, принял шапку. А палаты уже ожили, и князь Даниил, радостный, с улыбкой, встречал племянника:
Я и в помыслах не держал, что ты в такую пору выберешься.
Верно сказываешь. В снегопад и метель в хоромах бы отсиживаться, да обида к тебе пригнала.
Брови у московского князя удивленно взметнулись:
Уж не от меня ли?
Что ты, князь Даниил! Какую обиду ты можешь мне причинить? Нет у меня человека ближе, чем ты, а потому и поспешил к тебе. Великий князь переяславского князя не чтит. Даже его тиун волен обзывать меня холопом великого князя и моих смердов грабить.
Насупил брови князь Даниил:
О чем речь ведешь, князь Иван? — Но тут же произнес: — Что же мы в сенях остановились! Пойдем в хоромы, передохнешь, потрапезуем, тогда и поделишься своим горем. Мы, чай, вдвоем удумаем, как поступить.
За столом, когда князь Переяславский отогрелся, Даниил спросил:
Что, князь Иван Дмитриевич, какие слухи об отце имеешь?
До этих метелей в Волочке побывал, повидал его.
Что же брат мой, здоров ли?
Вот уже скоро на второе лето, как схиму принял, а страданиями одержим. Телом совсем немощен, будто и нет уже его, великого князя Дмитрия. А когда провожал меня, одно и сказал: «Ты, сыне, коли чего, удел Переяславский Данииловичам завещай — Юрию и Ивану».
Князь Даниил перекрестился:
Душа у Дмитрия добрая. Сколь обид ему чинили… — Вздохнул: — Отмолим ли мы свои вины за грехи наши?
Чуть повременив, закончил:
А на великого князя, Иван, сообща управу искать будем…
* * *
Дарью поселили н холопской избе, что прилепилась в углу княжеского двора. Кроме нее здесь жили другие холопки. С утра до ночи они ткали холсты. Большие рамы на подставках служили основой стану-кросну, а по ней взад-вперед сновал в искусных руках мастерицы челнок с нитью. Пробежит влево, вправо возвратится, а ткачихи нить тут же деревянным бердом пристукнут да еще прижмут, чтобы холст плотней был.
Вернется Дарья от княгини, ее немедля за стан усадят, дабы зря время не теряла. Дарье ткать не ново. Прежде чем ростовский князь увез ее из деревни, Дарья жила с мачехой и с детства привыкла к стану. Холстом дань князьям выплачивали, из холста рубахи и сарафаны шили, порты и иную одежду.
Оказавшись в Ростове, Дарья по деревне не скучала: несладко жилось ей у мачехи, особенно после смерти отца. Не видела она добрых дней, а здесь, во Владимире, словно лучик протянулся, когда приметила гридина Любомира. И добр он, и пригож. Улыбнется, ей, остановится, робко окликнет по имени — Дарье приятно. А когда Любомир с тиуном в полюдье отправился, Дарья с нетерпением ожидала его возвращения. В зимние дни Дарья подхватывалась рано, на дноре еще темень. Высекала искру, раздув трут, зажигала лучину и принималась за печь. Это доставляло ей удовольствие. Березовые дрова разгорались мгновенно, огонь горел весело, поленья потрескивали, и вскоре тепло разливалось по избе. Холопки пробуждались и с зарей садились за станы.
* * *
Дарья исчезла. День был воскресный, во Владимир, на торжище, съехались из окрестных городов и деревенек смерды и ремесленники. Многолюдно сделалось в стольном городе. Только в ночь холопки, жившие в избе, обнаружили: нет Дарьи. Сказали о том тиуну, а тот — великому князю. Разгневался Андрей Александрович, велел искать. Ночью и в следующий день все обыскали — нет холопки…
А Дарья уходила от Владимира все дальше и дальше. Сначала упросила смерда, и тот довез ее до своей деревни. Здесь она и заночевала. На другой день тронулась в путь. От деревни к деревне шла, кормилась людским подаянием. Радовалась, что сбежала от великого князя. Одно огорчало: не увидит теперь она никогда своего доброго дружинника.
Накануне воскресного дня княгиня Анастасия, любуясь Дарьей, спросила:
Знаешь, зачем привез тебя князь Андрей во Владимир? — И тут же ответила: — Подарит он тебя, Дарья, в жены старому хану Ногаю. По весне поедет в Орду и тебя с собой заберет.
Облилась Дарья слезами, а великая княгиня, помолчав, промолвила:
Тут слезами не поможешь, одно и остается — бежать тебе.