Книга Земля мертвых - Александр Прозоров

В итоге отношения между купцом и засечником установились дружеские. Дом купца Баженова был одним из немногих мест, где опричник чувствовал себя легко и свободно.

Обитающие в богатом доме купца людишки забрали коней, поднесли гостям сбитеня. Засечники прошли в горницу, где пышная, румяная Марьяна, привезенная купцом из давнего путешествия в Литву, накрывала праздничный стол.

— Так расскажи нам, куда ездил, чем торговал, Илья Анисимович? — предложил Зализа.

— Хорошо съездил, благодарствую, — приложил руку к груди купец. — Был я в Ганзе, в городе Росток. Поторговал хорошо. Ноне пенька, воск, мед, меха разные сильно в цене поднялись. Брожение ноне сильное среди ганзейских купцов. Прослышали они, что моряки английские дорогу проведали по северным водам в русский город Холмогоры, и теперь сами туда плавать станут, убыток датским и немецким пиратам чиня огромный, и Ганзу от торговли с Русью устранят. Хотели они даже новую войну с оной Англией затеять, но англичане к ним в гавани более не заходят. Теперь они натравляют Данию и Швецию военную экспедицию затеять и побережье Белого моря завоевать.

Засечники дружно расхохотались. Новгородцев можно любить, можно ненавидеть: но пытаться отвоевать у них морские гавани — это все равно, что щекотать соломинкой в носу у взбесившегося быка.

— Еще я купил диво дивное, красоту неимоверную. Пойдем, Семен Прокофьевич, покажу.

Зализа, уже не раз отлучавшийся с хозяином в укромный уголок якобы по пустякам кивнул и поднялся из-за стола. Баженов, по известной купеческой привычке, все дела свои привык обсуждать тайно, и если хотел о чем-либо сообщить опричнику, тоже никогда не делал этого на людях.

Они прошли две комнаты, остановились в третьей. Илья Анисимович открыл большой сундук, достал шкатулку, из которой извлек небольшой кубок из прозрачного камня сочного рубинового цвета. Зализа невольно охнул в восхищении, отошел к похожему на бойницу, высокому и узкому окну, поднял кубок к свету. Пожалуй, это был все-таки не камень, а стекло — но какой яркий, по-царски багряный цвет!

— Настоящий пурпур, Илья Анисимович! Откель красота такая?

— Бают, один монах немецкий их делает, а как — никому не говорит, — принял купец драгоценный бокал, и спрятал обратно в ларец. — Очень много золота за такие кубки ганзейцы просят. Хотел я сам вина из него выпить, но побоялся. Низок я слишком, серебром обойдусь. Мне о пеньке надо думать, а не о пурпуре. Пенька в Ганзе сильно подорожала.

— Разве это не хорошо, Илья Анисимович, — улыбнулся Зализа. — Барыш твой больше станет, корабль новый скорее на воду спустишь.

— За такую цену корабль строить станет некому, Семен Прокофьевич, — покачал головой купец. — Раз на русский товар цена растет, стало быть, Ганза чует, что не станет этих товаров скоро вовсе и они за него еще больше серебра получат.

Опричник с силой удалил кулаком в стену возле окна, но стена не дрогнула. Да и не могла дрогнуть: дом свой купец строил с думой о лихих людях залетных, чтобы отсидеться можно было за стенами, живот свой и товар защитить. Против тюфяков или пушки такая стена не устоит, но тати пушки с собой таскают не часто.

— Что же ты замолчал, Илья Анисимович? — не оборачиваясь, поинтересовался Зализа. — Рассказывай, коли начал.

— Бают в Ганзе, сын магистра Кетлера Иван вернулся из Кельна, где наукам хитрым много лет обучался. Преисполнился этот Иван желания веру свою басурманскую дальше на восток нести на кончике своего копья, и со многими рыцарями разговоры такие ведет. Еще сказывают, что мор во Пскове-городе прошел, обезлюдел он чуть не до последнего человека, и границы русские защитить некому. Многих кавалеров мысли эти смущают от спокойной жизни. Добычу они хотят взять на Руси большую и легкую, и недоимки старые списать.

— Они что, думают, кроме Пскова на Руси иных городов нет?

— Да так и думают, — пожал плечами купец. — Псков знают, да Новгород. За ними Москва стоит, а дальше Великая орда, Индия и Китай.

— Какая еще орда? — удивился опричник.

— Не знаю. Немцы ее Золотой называют. Сказывают, великая сила эта орда, и однажды чуть не до Рима дошла.

— Вот, стало быть, какую крамолу они затеяли… — получив из далекой Ганзы неожиданное подтверждение вчерашнему разговору у воеводы Кошкина, Зализа забыл про мифическую орду сразу после своего вопроса. — А теперь есть у меня к тебе просьба, Илья Анисимович. Пока приказчики твои товары афеням местным распродадут, подними парус на своей ладье, съезди к Березовому острову, предложи тамошним жителям пилы да топоры у тебя прикупить.

— Помилуй, Семен Прокофьевич, — развел руки купец. — Кому там покупать? Гарнизон там свенский стоит, два десятка воев, несколько баб да барон французский, за золото служащий. Голодранцы бесштанные.

— Уже нет, — отвернулся от окна Зализа. — Нет там больше свенов, прогнали их.

— Помилуй, Семен Прокофьевич, — удивленно перекрестился Баженов. — А кто?

Зализа поморщился, тяжело вздохнул:

— Не знаю, Илья Анисимович. В том-то и дело, что не знаю. Да ты не бойся, на погибель тебя не пошлю. Мне же потом ответ перед государем держать. Посмотри, что за люди, потом расскажешь. Может, и корысть какую получишь.

— Подарок я хочу тебе сделать, Семен Прокофьевич, — неожиданно предложил купец. — Пойдем.

Баженов вывел опричника во двор дома, дошел до конюшни, шагнул внутрь. Конюшня у купца была маленькая, его лошади у причала на воде качаются. Тесно прижавшись боками, выбирали мягкими губами овес из яслей скакуны засечников, напротив мялось двое хозяйских меринов.

У дальней стенки покачивалась на кипе прошлогодней соломы женщина со спящим ребенком на руках. На шум из-за меринов показался мужчина лет тридцати, отставил в сторону лопату.

— Вот, Семен Прокофьевич, — кивнул на них Баженов. — Мне тут любекский купец один за старый долг семью смердов отдал. Купи, Семен Прокофьевич. За четыре рубля отдам. Неудобный товар, не привык я с ним дело иметь.

— Четыре рубля — задумчиво покачал головой Зализа. Четверть годового жалования. Интересно, а откуда эти смерды вообще взялись у купца? В счет старого долга он бы их просто брать не стал, зачем ему в дорогу такая обуза? А может, Илья Анисимович со своими молодцами просто высадился у какого-нибудь замка, да и погулял для поднятия настроения? Видел опричник его судовых помощников. Четыре десятка таких молодцов, что любую рыцарскую дружину разгонят. Хотя нет, на берегу Баженов опять же полон брать бы не стал. Псков мор чуть не полностью обезлюдел, а больше в Северной пустоши рабами торговать негде. Похоже, взял их купец в море с другого корабля. Может, пираты его догнали, а может — он пиратов. Только не стал бы Илья Анисимович кубки рубиновые за большие деньги покупать — некому их здесь с барышом перепродать, а в Москву-Тверь-Суздаль, али в Казань с Астраханью купец уже давно не ходит.

— За три рубля отдам, Семен Прокофьевич, — по-своему истолковал его колебания купец. — Лишь бы избавиться.