Книга СМЕРШ. Будни фронтового контрразведчика - Виктор Баранов

Но какая польза будет лично ему, если Туманов назначит нового начальника, а он так и останется замом?! Значит, все его усилия и старания будут напрасны?! От таких мыслей ему стало жарко, он расстегнул полушубок, и утренний холодок ранней весны освежил его. И он снова и снова возвращался к этим мыслям. Но как сделать, чтобы полковник остановил выбор на нем?! Советоваться по такому деликатному вопросу даже с Кузаковым он бы не стал. Теперь он сам должен сделать такой ход, чтобы Туманов обратил на него внимание.

На память пришла подобная история, случившаяся с ним же при повышении по службе. Тогда он работал в отделе капстроительства облисполкома. Не без удовольствия он вспомнил схватку двух гигантов области — секретаря обкома Никитина и предисполкома Максимова. Спор между ними возник из-за строительства дороги. Максимов выбил в Москве приличную сумму денег для строительства единственной дороги в райцентр, где был оборонный завод союзного значения. Секретарь обкома партии был не против строительства, но ему хотелось, чтобы дорога прошла мимо его загородного дома и он, не глотая пыль проселка, мог бы в машине, с ветерком, за четверть часа быть в своем уютном доме, кстати, реквизированном его предшественниками у местного богатея Дорофеева. Но военный завод был в другом направлении, а Никитин возжелал ездить по хорошей дороге, и это препятствие он думал устранить мирным путем. Сначала он предложил сделать небольшой крюк, чтобы дорога пролегла мимо его резиденции, а потом уже дальше, куда надо! Но проект, разработанный в закрытом институте и утвержденный в Москве, не предусматривал лишних километров. Секретарь был настойчив и повел настоящую войну против облисполкома. Отдел капстроительства был вызван в полном составе в обком партии, где была поставлена задача — найти недостатки в проекте. Долго искали недостатки и почти отчаялись, как вдруг Алексей Михайлович обнаружил в нем отсутствие визы главного контролера военного ведомства по капстроительству. Он сумел попасть на прием к Новикову, все объяснил и был удостоен крепкого секретарского рукопожатия, а через несколько дней проект был отозван, и в обкоме стали спешно готовить пленум об ошибках в капстроительстве области. И, конечно, сняли Максимова. Многие сожалели об этом и говорили, что мужик он был технически грамотный, в чертежах и сметах разбирался. А вот секретарь обкома не был силен даже в грамоте. Вышел из семьи потомственных пастухов, но говорит, что со стадом управлялся умело и община была им довольна, а потом из окопов ушел в революцию и стал, как он говорил, партейным профессионалом! Как только Максимова освободили от должности, пришедший ему на смену, менее понимавший в строительстве, но более сговорчивый, сумел построить дорогу к дому секретаря обкома, а Бондарева назначили заведующим сектором по охране гостайн. Он тогда очень гордился, что сумел найти зацепку и проект завернули, и считал, что получил должность по заслугам, а то так бы и прозябал в капстроительстве.

И сейчас он тоже должен сделать рывок и добиться, чтобы Туманов оценил его как политически зрелого, принципиального коммуниста, на которого он всегда может опереться в нужный момент! Он снова выстраивал цепь фактов, собранных им против своего шефа. Ему казалось, что их с излишком хватит, чтобы того не только сняли с должности, но и наказали по партийной линии. Вот здесь Кузаков мог бы внести свою лепту… Картины, одна отраднее другой, виделись ему: как Сазонов что-то лепечет в свое оправдание, а его принуждают признать свои ошибки и просчеты, а он сидит бледный, с опущенной головой! Однако никакого снисхождения и скидок к нему, хотя он в дивизии с начала войны: и отступал, и наступал с ней, и два ранения… Так у многих коммунистов гораздо больше заслуги, пусть этим не кичится! На этом Бондарев заканчивал представлять картины уничтожения своего шефа, считая, что с ним уже все кончено. «Но вот, что же сказать Туманову о себе, чем возбудить и укрепить его доверие и симпатию?! А не поступить ли мне так, как это было тогда у секретаря обкома — прямо в лоб и сказать, так, мол, и так, рассчитывайте на меня, товарищ полковник, в любое время, если что-то случится, я всегда могу сделать для вас все, не. жалея сил и, если потребуется, жизни! И в случае чего я вас всегда буду информировать обо всем! Что делать и куда деваться Туманову от таких слов, а?! Прогнать… Но, надеюсь, он человек воспитанный, не позволит себе такого… Да и мои слова, что он такой умный и пользуется громадным авторитетом во всех частях армии, неудовольствия в нем не вызовут, возражать он не станет. А то, что я его маленько перехвалю, так от этого еще никто не умирал! И, может быть, после таких слов он поймет, проникнется ко мне и назначит меня на отдел?» От такого исхода дела у Бондарева захватывало дух и радость заполняла все его существо. И тогда ему казалось, что сегодняшний солнечный день был с ним заодно!

Штаб N-ской армии располагался в небольшом, на редкость хорошо сохранившемся городке. Поговаривали, что еще в конце осени сорок третьего года Западный фронт, собирая последние усилия для наступления, получил приказ Ставки о переходе к обороне. Тогда и была подготовлена последняя операция по освобождению Сенежа. Противник, огрызаясь огнем артиллерии и шестиствольных минометов, в спешке, боясь окружения, отошел на заранее подготовленные рубежи в двух десятках километров. В отличие от тех населенных пунктов, что раньше встречались в полосе наступления дивизии, где, в основном, торчали молчаливые печные трубы, Сенеж выглядел уютно, несмотря на громадные маскировочные сетки над домами главной улицы. Кое-где около домов, приткнувшись к заборам, стояли коротенькие американские джипы — «виллисы». Бросались в глаза указатели на фанере, досках от снарядных ящиков с надписями «Хозяйство Лунькова» и многих других, известных лишь офицерам из штаба армии. Впервые за много месяцев Бондарев увидел и женщин в форме. Ему навстречу шли две девицы в аккуратно подогнанных и ушитых в талии шинелях, в сапожках, сверкая коленками стройных ног, разговаривающие между собой и не обращающие внимания на призывные взгляды встречных мужчин.

Дом армейского «Смерша» выделялся добротностью, хорошим забором и двумя часовыми у ворот. Вышел начальник караула, сержант в новой шинели, и, бегло посмотрев на удостоверение, сказал, что двуколка будет ждать Бондарева в хозвзводе. Открыв калитку, он проводил его в канцелярию, где сидел пожилой старшина с лысиной и, не обращая внимания на вошедших, быстро отстукивал на машинке. Сержант предложил раздеться, и Бондарев запрятал свой полушубок в большой шкаф; сел, открыл планшет и вытащил свою заветную тетрадку.

Полковник Евгений Иванович Туманов, в хорошей шерстяной гимнастерке и поскрипывающей портупее, выглядел моложаво для своих пятидесяти. Он сидел за столом с зеленым сукном, углубившись в какие-то бумаги. Стол ему достался от немцев. Судя по оставленным бумагам, здесь располагались вермахтовские снабженцы. При внимательном, на случай минирования, осмотре помещения на ножке стола была обнаружена инвентарная металлическая бирка, явно указывающая на то, что дуббвый красавец стол принадлежал смоленскому горкомхозу. «Экие барахольщики, — подумал тогда Туманов о немцах, — притащили из Смоленска, не поленились. Тоже мне, поклонники красоты и комфорта!..»

Во время читки его мысли возвращались к вчерашнему звонку по «ВЧ» из Центра своего старого друга Перфильева. По его намекам Евгений Иванович понял, что в скором времени ожидается замена комфронта и Члена Военного Совета. Об этом здесь говорили уже давно, слухи о их взаимной неприязни давно были предметом обсуждения шоферов штабной автороты. Они, кстати, всегда оказывались первыми, кто был в курсе внутренних взаимоотношений руководства фронта.