Книга Аня и Дом Мечты - Люси Мод Монтгомери

«Может быть, мне следует сказать Гилберту, что Лесли любит Оуэна? — размышляла она. — Он никогда не дает ей повода заподозрить, будто ему что-то известно о ее тайне, так что ее самолюбие не будет задето, а мне таким способом, возможно, удалось бы убедить его, что следует оставить Дика Мура в покое. Поступить ли мне так? Нет, все же я не могу сделать это. Обещание должно быть нерушимо, и я не имею никакого права выдавать секрет Лесли. Но еще ничто в жизни не вызывало у меня такого беспокойства, какое я испытываю сейчас. Оно портит весну… оно портит все».

Однажды вечером Гилберт неожиданно предложил сходить вдвоем к капитану Джиму. С упавшим сердцем Аня согласилась, и они вышли из дома. За две недели живительный солнечный свет совершил чудо, неузнаваемо преобразив мрачный пейзаж с одиноко летящей над полями вороной, за которой следил из окна своей гостиной Гилберт. Холмы и поля лежали сухие, бурые и теплые, уже готовые покрыться зеленью и цветами; голубая гавань опять играла и смеялась; длинная прибрежная дорога казалась блестящей красной лентой. На песчаной косе компания мальчишек в преддверии сезона рыбной ловли жгла густую сухую траву, оставшуюся там с прошлого лета. Пламя весело неслось по дюнам, размахивая своими ярко-красными знаменами на фоне темно-синего залива и бросая отблески на пролив и рыбачью деревушку. Это была очень живописная сцена, которая в другое время порадовала бы Анин взор, но нынешняя прогулка не доставляла ей удовольствия. Гилберту тоже. Обычный для их отношений дух товарищества и свойственная племени, знающих Иосифа, общность вкусов и взглядов, увы, отсутствовали в этот вечер. Анино неодобрение всей затеи мужа выражалось в надменно поднятой голове и нарочитой любезности ее коротких фраз. Рот Гилберта был сжат со всем Блайтовским упрямством, но глаза сохраняли озабоченное выражение. Он намеревался сделать то, что считал своим долгом, но оказаться из-за этого в натянутых отношениях с Аней означало дорого заплатить за осуществление этих намерений. В результате оба были рады, когда наконец добрались до маяка… и полны раскаяния оттого, что радуются этому.

Капитан Джим отложил рыболовную сеть починкой которой занимался, и радостно приветствовал их. В резком свете весеннего вечера он выглядел таким старым, каким Аня никогда не видела его прежде. В его волосах стало гораздо больше седины, а мускулистая старая рука чуть заметно дрожала. Но его голубые глаза оставались ясными и спокойными, и стойкая душа смотрела из их глубины, прекрасная и неустрашимая.

Капитан Джим в изумлении молча слушал Гилберта, говорившего то, что он пришел сказать. Аня, хорошо знавшая, как глубоко любит старик Лесли, ничуть не сомневалась, что он встанет на ее, Анину, сторону, хотя и не питала особых надежд на то, что это повлияет на Гилберта. Поэтому она безмерно удивилась, когда капитан Джим, медленно и печально, но без всяких колебаний, выразил мнение, что Лесли должна знать правду.

— Я никак не предполагала, капитан Джим, что услышу от вас такое! — воскликнула она с упреком. — Я думала, вы не захотите обречь ее на новые страдания.

Капитан Джим покачал головой.

— Я не хочу, чтобы она страдала, и знаю, какие чувства переполняют вашу душу, мистрис Блайт, — те же, что и мою собственную. Но не чувства должны заставлять нас поворачивать штурвал нашей жизни — нет, мы слишком часто терпели бы кораблекрушение, если бы поступали так. Есть только один надежный компас, и мы должны прокладывать наш курс по нему. Этот компас — ответ на вопрос: какой поступок будет правильным? Я согласен с доктором. Если есть шанс вернуть рассудок Дику, следует сказать об этом Лесли. Я считаю, что двух мнений здесь быть не может.

— Ну, — простонала Аня в отчаянии, теряя последнюю надежду, — подождите, доберется до вас двоих мисс Корнелия!

— Корнелия обстреляет нас от кормы до носа, это как пить дать, — согласился капитан Джим. — Вы, женщины, — прелестные создания, мистрис Блайт, но чуточку нелогичны. У вас университетское образование — у Корнелии его нет, но в том, что касается логики, вы похожи как две капли воды. Впрочем, это ничуть не умаляет ваших достоинств. Логика — вещь суровая и безжалостная… Заварю-ка я чайку, и мы выпьем по чашечке и поговорим о чем-нибудь приятном, чтобы немного успокоить наши умы.

Чай капитана Джима и разговор с ним успокоили Анин ум до такой степени, что на обратном пути она не заставляла Гилберта страдать так сильно, как это входило в ее первоначальные планы. Она даже не вспоминала о самом животрепещущем вопросе, но беседовала мило и любезно на другие темы, и Гилберт понял, что, пусть неохотно, но все же прощен.

— Капитан Джим кажется очень слабым и сгорбленным этой весной. Он очень постарел за зиму, — заметила Аня с грустью. — Боюсь, скоро он уйдет на поиски пропавшей Маргарет. Мне тяжело думать об этом.

— Гавань Четырех Ветров уже не будет той, что прежде, когда капитан Джим «отправится в свое последнее плавание», — согласился Гилберт.

На следующий вечер Гилберт один пошел к старому серому дому, окруженному ивами. Аня, не находя себе места от волнения и тревоги, расхаживала по гостиной, пока он не вернулся.

— Ну, что же сказала Лесли? — торопливо спросила она, как только Гилберт появился на пороге.

— Почти ничего. Я думаю, она была несколько ошеломлена.

— И она хочет, чтобы Дику была сделана операция?

— Она намерена все обдумать и вскоре примет решение.

Гилберт безвольно упал в стоящее перед камином мягкое кресло. Он выглядел утомленным. Разговор с Лесли оказался нелегким для него. И выражение ужаса, которое появилось в ее глазах, когда смысл сказанного им дошел до нее, не было тем, о чем приятно вспомнить. Теперь, когда жребий был брошен, Гилберта осаждали сомнения в собственном благоразумии.

Аня посмотрела на него с упреком, потом она опустилась на ковер возле его кресла и положила свою блестящую рыжую голову на его руку.

— Гилберт, я вела себя отвратительно в этой истории. Больше не буду. Пожалуйста, обзови меня рыжей и прости.

Из чего Гилберт заключил, что каковы бы ни были последствия, он никогда не услышит: «Я же тебе говорила!» Но это не совсем успокоило его. Долг как абстракция — одно, долг как нечто конкретное — совсем другое, особенно когда исполняющего этот долг встречают полные ужаса женские глаза.

Какое-то внутреннее чувство заставляло Аню сторониться Лесли в следующие три дня. На третий день, под вечер, Лесли сама пришла в маленький домик и сказала Гилберту, что приняла решение. Она отвезет Дика в Монреаль, чтобы ему сделали операцию. Она была очень бледна, и, казалось, прежняя отчужденность вновь окутала ее словно покрывало. Но в ее глазах не было того выражения, которое все эти три дня преследовало Гилберта, — они были холодными и ясными. Она сухо и по-деловому обсудила с ним подробности своего плана. Предстояло многое продумать и подготовить. Выяснив все, что ее интересовало, Лесли направилась домой. Аня хотела проводить ее.

— Лучше не надо, — отрывисто и грубовато сказала Лесли. — Сегодня шел дождь. Земля еще сырая. До свидания.