Книга Битва - Триша Салливан

Все болит. Напоминаю себе, что ужас концентрационных лагерей давно уже в прошлом. Знаю-знаю, я уже надоела постоянными упоминаниями Холокоста, но с тех пор как я посмотрела тот фильм, он прочно обосновался во мне, стал как фильтр, через который я оцениваю все, что делаю. Груды тел постоянно стоят у меня перед глазами. Только звездам под силу унести прочь эти образы — стоит мне лишь посмотреть на звезды или хотя бы подумать о них.

Пора завязывать с этой чепухой. Жаль, что при мне нет сейчас карандаша-фонарика, поскольку в слабом отблеске радио со светящимися часами прочитать инструкции к очкам ночного видения малость трудновато. А тут еще, как назло, очки запикали и завибрировали, стоило мне только включить их — дребезжание оглушительным эхом отдается в тихом проходе. В конечно счете я ковыляю по проходу, вытянув перед собой руки, пробираясь на ощупь. Колени слегка подгибаются, так что я скорее не иду, а хромаю, наподобие какой-нибудь мумии из фильма пятидесятых годов. У меня такое ощущение, что чем ниже я стану, тем меньше опасности мне угрожает.

Они позволили мне так далеко забраться только потому, что это ловушка. А сейчас я пру аккурат им в лапы.

Я предаюсь столь приятным размышлениям, чтобы хоть как-то подбодрить себя.

С меня пот льется градом с той самой минуты, как я обнаружила незапертую дверь в этом коридоре. На ней табличка «Фут локер», но что-то я не помню никакого «Фут локера» на верхнем уровне, их филиал имеется только внизу, рядом со «Сбарроу». Почти не дыша, я вхожу внутрь, но подсобка пуста, там лишь пара коробок с теннисными туфлями. Странно как-то. Я стаскиваю «Ночное око» и заглядываю в магазин.

Что ж, я не ошиблась: это вовсе не «Фут локер». Во-первых, здесь слишком яркое освещение: дневной свет просачивается внутрь, и я через стеклянную витрину вижу, что происходит в расположенном напротив «Гэсс!». Поскольку на глаза мне не попадается ни одного фараона, я приоткрываю дверь и провожу инспекцию местности на наличие камер. Одна есть, но красный огонек не горит.

Должно быть, это какой-то новый магазин, не очень известный. Я-то готова была поклясться, что тут раньше базировался «Папье-папье», но теперь его нет. Там, где прежде стояли сделанные вручную витрины из рисовой бумаги, громоздится обувь, а на полках за обувью я заприметила кучу разных шмоток. Все они так плотно уложены, что я без опаски покидаю надежную подсобку. Перехожу от полки к полке, поддавшись невольному любопытству, поскольку это страннейший из магазинов, в которых мне довелось побывать на своем веку. Не в пример «Банана репаблик» или любому другому уважающему себя магазину модной одежды, здесь почему-то отсутствуют аккуратно заполненные столики со свитерами шести цветов или полки с тряпьем, которое, по мнению дизайнеров, прекрасно сочетается, так что вам даже не надо напрягаться и думать, что к чему подойдет. В этом магазине глаз лишен возможности отдохнуть на рядах славных одинаковых рубашек. Нет, здесь полки столь же эклектичны, как в универмагах «Джей-Си-Пенни», в которых процветают дешевые распродажи. Да здравствует несочетаемость и необычность! Словно очутилась в магазине поношенной одежды армии и флота «Арми энд нейви сторз», только вот цены иные. Здесь они раза в два больше, чем в любом другом месте. На этикетках витиеватыми буквами значится «Мокасины на милю».

Умно придумано, решила я. Продавать старье по запредельным ценам. Редкостное обдиралово.

Кстати, хорошая возможность найти чистое бельишко. Пока мне не попадались на глаза трусики «танга», но думаю, подойдут любые. Ой, по-моему, у меня малость кровь идет, вот тебе и все удовольствие! Я натыкаюсь на пару розовых кружевных трусиков «бикини» с этикеткой «Открытый ум». Проверив боеприпасы, пробираюсь поближе к входу. Снаружи по коридору шастают туда-сюда вооруженные люди. Я укрываюсь за полкой с ботинками. И тут вижу отпадную кружевную ночнушку, но тотчас же соображаю, что примерить ее мне вряд ли удастся. Ведь тогда придется не только раздеться, но и снять «Ночное око». А очки мне еще пригодятся, если придется, как только запахнет жареным, вернуться в соединяющий магазины проход, что мне того и гляди предстоит совершить, потому что копы вот-вот нагрянут по мою душу.

Кстати, вот эти сабо довольно славные. Из настоящего дерева, выкрашены в зеленый цвет, с крошечными венками ромашек по краям. На ярлычке с ценой значится «Цокот счастья». Укрывшись за вешалкой, я стаскиваю ботинки и надеваю левый сабо.

Что ж, пусть это и прозвучит странно, но правда в том, что на меня накатывает внезапная, почти неконтролируемая потребность пуститься в пляс и запеть во все горло. А еще страннее, что петь и танцевать мне захотелось под мелодии «Оклахомы!», с которыми я, к стыду своему должна признать, прекрасно знакома, поскольку в прошлом году мне пришлось помогать Кери репетировать ее партитуру — она пела в хоре. В одном башмаке я принялась выделывать па в стиле этакого восточного танца и мурлыкать что-то о кукурузе и слонах, но быстренько опомнилась, вспомнив о парнях, засевших перед магазином.

Хотя нога продолжала слегка отбивать такт. Я вцепилась в вешалку, чтобы успокоиться, ладошкой зажала рот, придя в ужас и вконец растерявшись. Все мои мысли были направлены лишь на то, чтобы надеть другой башмак. С глухим звуком я шмякнулась всем весом на ковер, и башмак слетел. Могу поклясться: он дрожал так, словно рвался пустить с пляс сам по себе, так что мне пришлось даже накрыть его ладонью, чтобы утихомирить.

Пока я сидела на полу, зажав в одной руке покорно замершее сабо, а в другой ночную кружевную сорочку с ярлычком «Наслаждение», скрытый потенциал этих вещей не поразил меня сразу же. Поначалу у меня в голове крутилось только одно: как было бы безумно увлекательно, если бы одежда обладала над нами такой же властью, как дурь над наркоманами! Сперва я чувствовала лишь безнадежность и отчаяние, придавленная весом своих шмоток.

А затем в мозгу забрезжила смутная мысль о том, что если я найду подходящую одежку, то запросто сумею изменить себя.

И тогда мне больше не придется быть собой.

Я содрогнулась. Сук Хи всегда говорит, что было бы здорово оказаться одной из этих несчастных с повреждением мозга, которые из-за какого-нибудь поражения лобной доли не в состоянии воспринимать определенный класс предметов — скажем, котов. Или салями. Таких пациентов изучают в экспериментах по расщеплению мозга и прочей ерундистике. СХ, по всей видимости, считает, что потрясающе иметь при себе толпу психиатров, испытывающих к вам неподдельный интерес. Или, может статься, ей просто хочется совершить путешествие в Королевство, Где Нет Салями.

— Представляешь, ты по-прежнему была бы собой, — говорила СХ. — Но в то же время ты обладала бы такой прикольной способностью.

— Прикольная способность? — пренебрежительно ответила тогда Кери. — Сук Хи, травма мозга совсем не похожи на мягкую игрушку, которую ты обнимаешь ночами.

— А тебе-то откуда знать? Ну почему ты такая вся левомозговитая?

Левомозговитая? Сук Хи умеет решать сложные тригонометрические функции в голове, так что не стоит принимать всерьез ее замечание.