Книга Палач - Евгений Бабарыкин

Дмитрия не было почти полчаса. Я уже пожалел, что уселся на камень – он был холодным, а вставать не давала гордость. Я успел подкурить третью сигаретку, когда посредник лисинцев вернулся.

– Что куришь? – втянул он носом воздух, и тонкие ноздри его породистого носа затрепетали.

Странно, но Рыжая не обращала на него внимания и не считала его врагом.

– Да один мужик в Моченых Дворах угостил. Трубочный. Хочешь? – протянул я коробочку.

– Иваныча табак? – Он отрицательно покачал головой и ответил на мой удивленный взгляд: – Не могу, бросил. Дрянь какая-то прицепилась, кровью харкаю…

Словно подтверждая, он закашлялся и отвернулся, сплевывая в платок.

– А впрочем, дай, – повернулся он ко мне. Лицо красное, глаза в прожилках вен, как у вампира.

Я на секунду заколебался, но он нехорошо усмехнулся:

– Да я не курить…

Он вытащил щепотку длинных, переплетенных волокон табака и отдал мне коробок. Табак он сначала понюхал, а потом сунул его в рот и блаженно закрыл глаза.

– Ладно, пошли к нашему боссу, будь он неладен…

– Это к Дранникову, что ли?

– Иваныч рассказал? К нему…

Резиденция Дрына была более демократична, чем у нашего мэра. Здешний мэр довольствовался обычной квартирой-трешкой, превращенной во что-то вроде штаба охранников. Как я понял, в Лисинске это была основа и главный принцип управления. У нас в Уральске большую часть обязанностей по поддержанию порядка возложил на себя отец Слава. Тут я пока этого не заметил, да и Иваныч ни о чем таком не рассказывал. Верят люди тому, что видят собственными глазами, а дополнительно их никто не накачивает. Может, не нашлось такого специалиста по промыванию мозгов, как отец Слава, а может, этот их Дрын оставил использование веры как козырь в рукаве и вытащит его, когда его власти будет что-то угрожать.

Вообще, насколько я мог судить, люди тут жили победнее, чем у нас, но посвободнее. И я затрудняюсь сказать, что лучше.

Мы прошли через примолкшую толпу, теперь угрюмо наблюдавшую за происходящим. Люди злятся, когда не понимают, в чем дело. И, кажется, они почувствовали, что пришлый совсем не жертва, и еще больше расстроились.

Я шел за Димой, Рыжая не отставала от меня ни на шаг, прижимаясь к правой ноге. Она уже спокойнее воспринимала толпу, только шерсть на загривке стояла дыбом. Я видел, с каким восторгом смотрят на собаку дети. Да и не только дети. Кажется, Рыжая принесет-таки Лисинску неприятности – наверняка кто-то из охотников попробует завести себе четвероного друга. Я понял, как скучаю по нашей старой собаке, погибшей после Первой Кары, только когда увидел тоску в глазах этих людей.

Мы дошли до среднего дома по правой от Уральска стороне и поднялись на второй этаж. На лестнице стояли несколько охранников в камуфляже и с «калашами». Они тоже чувствовали себя неуверенно – скорее всего, я первый чужак, который вообще попал в этот дом, а тем более с оружием.

По совершенно пустому коридору меня завели в первую от входа комнату. По дороге я успел заглянуть в кухню. Там сидели еще несколько угрюмых охотников. Все напряжены, оружие в руках.

Ясно, в случае чего мне отсюда живым не выбраться. Радует только то, что трупы никому не нужны.

В самой большой комнате квартиры Дрын оборудовал себе что-то вроде кабинета. Он же, похоже, заменял ему частенько и квартиру.

Кроме большого стола напротив двери, в комнате стояла продавленная кровать с железными спинками, застеленная синим солдатским одеялом, и тумбочка, на которой стояла тарелка с куском темной лепешки и половиной луковицы. Рядом – консервная банка «Скумбрия в собственном соку» с открытой, но придавленной вниз крышкой, так что не видно, осталось ли в ней что-то. Надо же – человек просто горит на работе, все для людей…

Больше в кабинете ничего не было. Перед столом оставалось пустое пространство. Линолеум грязный, в ребристых следах от армейских ботинок. С первого взгляда понятно, что тут и проходят все планерки и «разборы полетов». А Дрын – человек прямой и резкий, не любящий долгие совещания, коль нет ни одного стула для посетителей.

Хозяин кабинета сидел за столом, но при нашем появлении показал, что относится ко мне уважительно. Он встал и протянул мне руку. Невысокий, но плотный, кряжистый. Лицо тяжелое, неприятное. Крупные черты, но все какое-то перекошенное – нос в одну сторону, подбородок в другую. Одна бровь выше другой и рот узкой полоской, заваленный влево. Глаза светло-карие, почти желтые, мутные. Кажется, что он смотрит и не видит. Или что он сумасшедший. На нервных людей он должен производить неизгладимое впечатление. Да, тут и отца Славы не нужно – такой посмотрит, и нужно быть очень сильным человеком, чтобы сказать ему наперекор…

– Приветствую соседей! – проворковал он. А голос совсем не вязался с его внешностью – бархатистый, обволакивающий, с хриплыми мужественными нотками и легким кокетством. Если не видеть лица, то это голос профессионального диктора или политика.

Я ответил на рукопожатие. Мне не до принципов, я за Ирой.

– Может, перекусить хотите? – выказал гостеприимство хозяин.

– Нет, спасибо, – отказался я. – Дмитрий сказал, зачем я пришел?

– Да, – тут же перешел на деловой тон Дранников.

Он вернулся за стол и сел. Хороший психологический ход. Чувствуешь себя как будто у начальника в кабинете.

– Тебя Сергей ведь зовут? Скажи, кто у вас в Уральске за главного?

– Геннадий Филимонов…

– Филин? – вскинулся Дранников. – Вот так-так! Жив, значит… Это хорошо. А сказать, что Дрын, мол, привет ему передает, сможешь?

– Когда в городе буду.

– Ну, это понятно… И если ему это интересно, пусть человечка ко мне пришлет, передашь?

Он помолчал, словно раздумывая, какое решение принять, и сказал:

– В общем так, Сергей. Дима мне сказал, что вчерашние «туристы» от вас сбежали. И ты их требуешь вернуть тебе. Сам понимаешь, если я их отдам, меня мой… гхм… электорат не правильно поймет. Что я им скажу? Да еще и ты сам уйдешь…

Да уж, проблемка у людей…

– В общем, без обид и все такое… Я Филина уважаю, и дело у меня к нему есть, коль уж он так рядом пасется… Ну, да вам, ребятишки, это не интересно. Короче, Серега! Отдам я тебе «туриста», но только одного, понял?

Я не стал спорить. В принципе, на парня мне как-то начхать с высокой колокольни. Если не сказать больше, в свете того, что произошло.

– Кого заберешь? – спросил Дрын.

– Девушку.

– Понятно… Стас! – крикнул он в сторону двери.

За мной вырос один из мужиков, сидящих на кухне.

– Отдашь девку парню. И проводи до знака, понял? Потом скажешь Ивану, пусть ко мне зайдет…

Охотник тронул меня за рукав, и я, кивнув на прощание Дрыну, вместе с Дмитрием вышел обратно на улицу. Держали пленников недалеко – в соседнем доме, в нежилом, судя по виду, подъезде. На первом этаже сидел на ступеньках еще один охотник с автоматом. При нашем появлении он вскочил на ноги и потянулся к «стволу», прислоненному тут же к стене.