Книга Когда король губит Францию - Морис Дрюон

Странный человек появился перед нами: длинные кривые ноги в стальных набедренниках и стальных же поножах, казалось, будто он шагает на молниях. Пояс так туго стягивал его кожаную безрукавку, что он походил на осу с ее тонкой талией. Огромные ручищи с въевшейся под ногтями черной полоской пороха он не мог прижать к телу из-за металлических налокотников. Физиономия, надо сказать, довольно-таки подозрительная, худая, с выдающимися скулами, с оттянутыми к вискам глазами, а выражение лица насмешливое, как у человека, готового ни за что ни про что поднять на смех своего ближнего. И венчала эту странную фигуру монтабонская шляпа с широкими полями, сплошь металлическая, выступавшая углом над носом, и с двумя щелками, чтобы, когда он наклоняет голову, можно было видеть Божий свет.

– Где ты был, Протоиерей? Тебя искали, искали,– сказал король и представил мне своего любимчика: – Арно де Серволь, сир Велина.

– Протоиерей к вашим услугам, монсеньор кардинал...– насмешливо добавил Арно издевательским тоном, что пришлось мне сильно не по душе.

И вдруг меня осенило: Велин, Велин! Да это ж в наших краях, Аршамбо... Ну конечно же, неподалеку от Сент-Фуа-ла-Гранд, как раз на рубеже Перигора и Гиени. Да и сам он впрямь протоиерей. Протоиерей, понятно, не рукоположенный, не умеющий даже читать по-латыни, но все-таки протоиерей. И где же? Натурально, в Велине, в своем маленьком ленном владении, где он прибрал к рукам церковный приход и таким манером получал свой сеньорский оброк, равно как и церковные доходы. По дешевке он нанял себе настоящего священника, чтобы выполнять церковные обряды... пока Папа Иннокентий сразу же после того, как его избрали Папой, не лишил его церковных бенефиций, как и всех прочих доходов с аббатства. «Овец должно пасти пастырю...» Я вам уже об этом говорил. Итак, улетела, упорхнула Велинская епархия! Я знал чуть ли не о целой сотне таких дел и догадываюсь, что этот молодчик не слишком-то обожает Авиньон. Должен вам сказать, что на сей раз я полностью согласен со Святым отцом. И я сразу почуял, что этот Серволь уж никак не облегчит мою миссию.

– Протоиерей на славу потрудился в Эвре, и мы вновь отобрали у неприятеля город,– сказал мне король, желая, видимо, набить цену своему бомбардиру.

– Это как раз единственный, который вы отобрали у наваррца, сир,– с апломбом ответил ему Серволь.

– А мы повторим то же самое в Бретее... Хочу, чтобы осада получилась красивая, как в Эгийоне.

– За тем лишь исключением, сир, что Эгийона вы не взяли.

Ну и ну, подумал я, да он, видно, в особом фаворе у короля, раз позволяет себе столь предерзостно с ним говорить.

– Только потому, что мне – увы! – не хватило времени,– печально вздохнул король.

Надо было быть Протоиереем... я и сам тоже стал звать его Протоиереем, раз все его так звали... Так вот, говорю, надо было быть этим человеком, чтобы недоверчиво покачать башкой в своей железной шляпе и пробормотать в лицо своему государю:

– Времени, времени... целых шесть месяцев...

И надо было обладать упрямством короля Иоанна, чтобы уверить себя, будто осада Эгийона, которую он вел в том же году, когда его батюшку разбили при Креси, будто осада эта может служить образцом военного искусства. Сколько на нее было потрачено времени и денег. Так, он приказал построить мост, чтобы подойти ближе к крепости, но выбрал для этого столь неудачное место, что осажденные без труда разрушали этот мост шесть раз подряд. Какие-то сложнейшие нелепые махины пришлось волочить из Тулузы, что стоило тоже уйму денег и заняло уйму времени... а пользы от них никакой.

Так вот, эту-то осаду король Иоанн и числил среди самых славных и черпал в ней весь свой боевой опыт. И впрямь, страстно желая свести счеты с судьбой, он через десять лет вздумал взять реванш за Эгийон и доказать всему свету, что, мол, его военная тактика была хороша; словом, возжелал оставить в памяти потомства воспоминание о величайшей из осад.

И поэтому, даже не подумав преследовать неприятеля, которого ему удалось бы разбить без особого труда, он повелел раскинуть свой шатер у стен Бретея. Когда же он обратился к Протоиерею, весьма сведущему в новом искусстве разрушения с помощью пороха, все подумали было, что король решил подвести мины под стены замка, как произошло это в Эвре. Куда там! Он наказал начальнику осадных машин строить особые подмости, чтобы можно было перелезть через стены. И маршалы и военачальники с превеликим вниманием выслушали приказ короля и сразу же засуетились, торопя людей. Если человек командует другими достаточно долго, то, будь он хоть болваном, всегда найдутся люди, считающие, что командует он хорошо.

Что же касается Протоиерея, лично у меня создалось такое впечатление, что Протоиерею плевать на всех и на все. Король требует, чтобы построили подмостные леса, штурмовые башни – ладно, построим их ему, а затем потребуем денежки за постройку. Если эти устарелые махины, которые хороши были до применения бомбард, не оправдают возложенных на них надежд, пусть король пеняет на себя. И Протоиерей, не упуская случая, твердил об этом направо и налево; он имел на короля Иоанна необъяснимое влияние, какое приобретает подчас грубиян вояка на государя, и без зазрения совести пользовался этим, коль скоро казначей выплачивал ему и его помощникам немалые денежки.

Маленький нормандский городок превратился в огромную строительную площадку. Вокруг замка рыли ретраншементы, а на вынутой земле возводили подмости и штурмовые укрепления. С утра до ночи грохот повозок и стук лопат, скрежет воротов, щелканье бичей, а главное, ругань, ругань. Мне казалось, что я снова попал в Вильнев.

В соседних лесах звенели топоры. Кое-кто из местных жителей, торговавших вином, делал неплохие дела. Зато другие злобно и удивленно глядели, как пятеро молодцов разрушают их амбар и уносят балки. «Служба короля!» Сказано – сделано! И кирки обрушиваются на саманные стены, веревки цепляются к деревянной стойке – и бац! – все рушится с превеликим грохотом. «Он, король, мог бы найти себе другое место, а не насылать на нас этих злодеев, которые прямо у тебя над головой крышу разносят»,– говорили вилланы. Теперь им уже казалось, что король Наваррский был им действительно лучшим господином, чем король французский, и даже присутствие англичан не таким тяжким бременем ложилось на их плечи, как присутствие короля французского.

Итак, я провел в Бретее часть июля месяца, к вящему неудовольствию Капоччи, который предпочел бы проводить время в Париже... будто я не предпочел бы!.. и который слал в Авиньон послания, полные яда, где не без ехидства намекал, что мне, мол, больше по душе любоваться военными действиями, чем предстательствовать о мире. А как, скажите мне сами, мог я предстательствовать о мире, если не в беседах с королем, и где я мог с ним беседовать, как не на этих осадных сооружениях, откуда он, по-видимому, не желал ни на минуту отлучаться?

Целые дни он в сопровождении Протоиерея кружил и кружил вокруг крепости: то выверял угол нападения, то беспокоился, хороши ли подпорные стенки, но по большей части торчал у строящейся деревянной штурмовой башни, чудовищной громадины на колесах, какой не видывали со времен глубокой древности и где можно было разместить не одну сотню арбалетчиков с арбалетами и огненными стрелами. Ему мало было построить башню в несколько этажей, требовалось также найти достаточное количество бычьих шкур и обшить ими это гигантское сооружение; и не забыть бы о надежной и ровной дороге, чтобы башню легко было по ней толкать. Но зато, когда она будет готова, люди увидят то, чего никогда не видели.