Книга Женщина-лиса - Кий Джонсон

Однажды ко мне подошла Джозей:

— Моя госпожа?

— Да, — сказала я после недолгого молчания. Иногда мне было трудно вспомнить, что я «госпожа».

Она поклонилась.

— Госпожа, ваш дедушка спрашивает, не найдется ли у вас времени, чтобы поговорить с ним?

— Для него у меня всегда есть время.

— Я надеялся на это, — сказал Дедушка из-за плеча Джозей. — Надеюсь, я ни отчего тебя не отвлекаю?

Это была ирония — наше недавнее открытие. Как будто мне было чем заняться.

— Нет, — ответила я. — Я лишь пыталась понять, что такое поэзия, вот и все.

Джозей отошла к группке женщин, которые сидели вокруг печки в форме большого цветка лотоса с восемью лепестками. Они передавали друг другу свитки. Мне было интересно, что они могли читать. А может, свитки были пустыми до того, как к ним притрагивалась я? Писали ли мои служанки стихотворения? Были ли их стихи лучше, чем мои неудачные попытки? Я не знала.

— Что ж, это хорошо, — морщась от боли, Дедушка сел. Джозей, знавшая о его болях, принесла маленькую железную лампу и поставила возле него. — Спасибо, девочка. Но я пришел не за этим.

— Тебе не нужна причина, чтобы прийти ко мне, — сказала я. — Мне всегда нравилось общество. А в последнее время здесь стало слишком тихо.

— Соскучилась по тем временам, когда ты свободно могла бегать, где хотела?

— Нет, — сказала я, вспомнив ощущение иголок под своими пальцами, насыщенный запах соснового леса и сада, яркий вкус свежего мяса. — Ну да, иногда.

— Могу представить. Ну, Внучка, у меня есть для тебя новости, — сказал он с удовольствием. — Твой муж получит хорошую должность на следующих назначениях.

— Как это может случиться? Ему придется вернуться в столицу?

— Ты же сама знаешь, маленький жукоед. Зачем задавать так много лишних вопросов? Так нужно.

— Да, я знаю, — сказала я, теребя в руках веер. Занавеска между нами была немного прозрачной.

Я увидела, как Дедушка придвинулся к ширме и пытался разглядеть, что я делала.

— Что там у тебя?

Я просунула веер под ширму.

— Он не для этого сезона, и немного грязный, — проворчал он. — Но иероглифы довольно красивые. Почему ты играешься с летним веером в это время года?

— Я не играю, — возразила я. — Я все пытаюсь понять поэзию. И до сих пор никак не могу этого сделать.

— Я думаю, что ты никогда не поймешь этого, — сказал Дедушка.

— Но я должна понять! — воскликнула я. — Не то он никогда не полюбит меня. Он бы проводил со мной больше времени, если бы я понимала его стихи.

— Я полагаю, что его жена понимала поэзию. Но я не припомню, чтобы он проводил с ней много времени. Если он за что и полюбит тебя, так это за твое лисье сердце, за вкус животного, который он ощущает, когда целует тебя. Поэзия не для лис.

— Нет! — возразила я. — Лисы в храме говорили со мной так же, как Йошифуджи. Значит, они понимали поэзию.

Он фыркнул.

— Они не просто лисы. Они лисы богини Инари.

Я наклонила голову набок, задумавшись.

— Дедушка, я всегда думала о том, почему лисы говорили те же слова, которые написаны на этом веере? Если это были те же слова.

— Я думаю, ты являешься частью какого-то большого плана, Внучка.

— Карма? — спросила я.

— Нет, карма для людей.

— Но старик монах в лесу, сказал мне, что у меня тоже есть карма. Что это карма заставляет меня хотеть превратиться из лисы в человека.

— Откуда он знает? — огрызнулся Дедушка. — Я стар, я многое видел за свою жизнь. Но у меня нет судьбы, нет кармы — только желание и удовлетворение, причина и следствие. Нам, лисам, не приходится рассчитывать на второй шанс. Только такие наивные щенки, как ты, могут на это надеяться.

— Тогда как я могу быть частью плана? — спросила я.

— У тебя нет кармы, зато у людей, которые нас окружают, она есть. Возможно, ты часть судьбы Йошифуджи или его жены.

— Это неправда! Моя жизнь не может лишь служить чужой судьбе.

— Почему нет? — раздраженно спросил он.

У меня не было ответа на его вопрос. Он вернул мне веер и ушел.

Однажды днем ко мне пришел Йошифуджи.

— Ты здорова, жена?

— Да, а что? — Почему он спрашивал? Я всегда была здорова: это одно из преимуществ быть человеком в лисьей магии — не было никаких человеческих болезней, ни кашля, ни насморка, ни затекшей спины после сна в неудобной позе.

— Я не думал об этом раньше, — начал он, — но ты никогда не уединяешься на время менструации. И так уже многие месяцы. Или годы?

Это была еще одна вещь, о которой мы с семьей не подумали. Хотя это было не так страшно, раз он прожил с нами так долго, прежде чем заметить это.

— Ну, — я старалась что-нибудь быстро придумать, — они у меня немного другие, чем у обычных женщин. Они не приходят так часто.

— Значит ли это, что ты не можешь иметь детей?

Я быстро придумала, что ответить на его первый вопрос, но последний застал меня врасплох. Дети? Потом, когда Йошифуджи ушел дописывать документ о местном производстве риса для министра из столицы, я поговорила с Дедушкой.

— Он спрашивал о детях.

— Я не думал, что он спросит об этом так скоро.

— Он хочет знать, могу ли я — можем ли мы — иметь детей? Что мне ему ответить?

— У тебя уже были детеныши?

— Ты же знаешь, что нет! Зачем ты спрашиваешь?

— Значит, может и не быть. Но ты еще молода. И ты теперь женщина. Значит, может. Откуда мне знать?

— Но ты же делал это раньше! Ты уже был человеком?

— Да, был, — он вздохнул. — Ну что ж. Хорошо. Человек и лиса могут иметь детей. Можешь ли ты? Кто знает?

— А если я могу, кто у меня будет: человек или лиса?

— Я не знаю. И я думаю, что он тоже не узнает. Он будет видеть только то, что захочет увидеть. — Дедушка долго смотрел на меня, а потом медленно произнес:

— Я думаю, сможем ли мы сохранить нашу магию. В ней уже много всего: его чувства, твои, его жены, времена года, боги. Слишком много всего. Как долго мы сможем ее поддерживать?

— Всегда, — прошептала я. — Мы должны.

Он молчал. Угли в печке затрещали.

— Но зачем?

— Правильно ли мы поступаем? — сказала я. — Ты это имеешь в виду?

— Да.

— Ты же глава нашей семьи, почему ты спрашиваешь у меня?

— Да, я глава этой семьи. Даже сейчас. Я еще не умер. Но мы сделали это вместе, ты и я.