Книга Ключи Коростеля. Ключ от Снега - Сергей Челяев

– Камерон тоже упирался? – прошептал пленник, и Сигурд с неудовольствием отметил, что друид не чужд хоть и горькой, но иронии. Это было неверное направление разговора, а Сигурд сейчас вовсе не желал углубляться в высокие материи.

– Он хотел мне помешать, – ответил Птицелов. – И был наказан. У тебя же есть возможность искупить его заблуждения. Отпусти свою душу и вступи на ту дорожку, по которой ты пройдешь совсем немного, после чего я отпущу тебя. Потому что мне, в сущности, тоже нет до тебя никакого дела.

– Так отпусти сейчас, – прошептал пленник. – Я всего-то и сделаю, что сверну шею твоей ведьме, на большее у меня, наверное, уже просто не хватит сил.

– Не могу, – грустно развел руками зорз. – Мне нужен проводник, я ведь тебе уже говорил в самом начале наших бесед. А ты ведь теперь знаешь – я не люблю талдычить одно и то же.

– Видимо, я тебе просто не подхожу, – попытался усмехнуться пленник, и в этот миг из краешка его рта выкатилась струйка крови.

– Подойдешь, – пообещал Птицелов. – Просто это обойдется тебе очень дорого. А ведь к боли, говорят, привыкнуть нельзя, верно?

Снегирь ничего не ответил.

– Пойми, лесной служитель, – сокрушенно вздохнул Птицелов, – я ведь все равно добьюсь своей цели. И я знаю наверняка, что ты нам подходишь, нужно только еще чуть-чуть поработать. Из основного цвета ты станешь нейтральным, который способен вобрать в себя другие оттенки и стать совсем, совсем другим. Но хочу тебя предупредить: пока ты бездумно упорствуешь, твоя жизнь стирается безвозвратно, и ее, увы, потом я уже не сумею восстановить.

– Думаю, ее уже не восстановить, – прошептал Снегирь. – Зачем тогда все эти сделки…

– Ну, – неопределенно протянул Птицелов, – всегда остается какой-то шанс.

Но друид понял фразу зорза по-своему.

– Со мной у тебя этого шанса не будет, – сказал Снегирь, стремясь прибавить своему ослабевшему голосу побольше уверенности.

– Посмотрим, – скучным тоном ответил Сигурд. Он уже и так для себя все понял. Теперь дело было только за магией. Еще два-три маленьких шажка, и тогда воля пленника, которая оказалась на удивление твердой, уже не будет иметь никакого значения.

Лес, в котором волею случая пребывали сейчас Лисовин и Гвинпин, был ничем иным, как Лесом по имени Май – местом весеннего служения друидов. Это служение они проходили перед тем, как уйти в мир или продолжить осваивать новые магические искусства в Круге уже на уровне мастеров. Если Осенние леса, в одном из которых проходили свои первоначальные служения и Симеон Травник, и сам Камерон Пилигрим, были сокрыты Кругом, то на Весенние леса власть друидов распространялась не полностью. Это объяснялось тем, что осеннее служение учило друида в большей мере природным магическим искусствам, весеннее же – ремеслам магического свойства, которые зачастую были сопряжены с прямой опасностью для жизни. Но если из Осени друида, с которым произошло несчастье, Круг обычно вытаскивал, как из дурного сновидения, то Весенние леса могли навеки отнять жизнь испытуемого. Правда, знающие истинное положение дел высшие служители Круга об этом не очень-то распространялись, но слухи просачивались, и, главным образом, – из-за кладбища, которое располагалось в лесу по имени Май.

Оно было небольшим, и покоились здесь не прошедшие служение по единственной возможной для друида причине – его обрывала случайная или необъяснимая смерть. Были и один-два случая в служениях, когда испытуемые сами накладывали на себя руки, но подробности этих невероятных для всякого лесного жреца поступков не знал никто. И даже причины этого были неизвестны, хотя они, безусловно, должны были быть настолько серьезны, что, по всей видимости, красноречиво свидетельствовали о безвыходных ситуациях. Так или иначе, в Лесу по имени Май было кладбище друидов, в короткой жизни которых так и не успел завершиться очень важный цикл. Этого и боялась старая друидесса Ралина, и потому ожидала вероятного вторжения зорзов именно здесь.

Если Гвинпин в своей пока еще короткой жизни в ипостаси одушевленной деревянной куклы и видывал кладбища, то это совершенно не вписывалось ни в какие ворота его представлений о месте упокоения людских душ. Первое, что он увидел, – это было целое поле ярких весенних и летних цветов. Море ромашек, больших и высоких, тех, что у городских людей принято называть садовыми; стройные синие и фиолетовые люпины; скромные васильки меж редкими колосьями одичавшей пшеницы; плотный ковер белого и розового клевера – все это, казалось, было способно утопить в разноцветных цветущих волнах любую печаль о тщетности всего преходящего. К тому же, цветочное поле было окутано таким густым и медвяным ароматом разнотравья и разноцветья, что воздух здесь можно было просто пить, как диковинный цветочный напиток. Правда, Гвинпин, в силу своего деревянного происхождения не отличавшийся изрядным обонянием, хотя и не лишенный его полностью, остался довольно-таки равнодушен к изобилию запахов и сразу взял быка за рога – отправился на поиски могил.

Однако ему не удалось обнаружить ни роскошных памятников, ни суровых обелисков, ни замысловатой резьбы деревянных идолов. Над захороненными друидами лежали в траве скромные каменные плиты, на которых были выбиты имена и какие-то неизвестные кукле символы. Это были охранные знаки литвинов и полян, балтов и русинов, мазуров и прусов. Знаки охраняли могилы от посягательств, хотя кому здесь могло прийти в голову нарушить покой уснувших навеки друидов? Гвинпин не испытывал особенного пиетета перед смертью, но он внимательно смотрел себе под ноги, чтобы случайно не наступить на край какой-нибудь могилы или не коснуться серой упокойной плиты. В общем-то, это кладбище чем-то даже понравилось его жизнелюбивой натуре, потому что в глубине души Гвин надеялся, что если где-нибудь на свете и существуют кладбища Уснувших кукол, то они тоже должны быть светлыми и беспечальными, как и сами их обитатели. Гвинпин не знал, как еще можно назвать тех, кто упокоился на кладбище; он перебрал много слов, но ни «жильцы», ни «покойники», ни «спящие», ни что-то другое ему не понравилось, а вот «обитатели» – это было хорошо, словно они там все еще живут и чего-нибудь делают. Правда, Гвинпину совершенно не приходило в голову, что можно делать там, под землей, кроме как просто лежать и надеяться, что, может быть, когда-нибудь, пусть даже очень нескоро, все равно удастся проснуться и вылезти наружу. А ради этого можно и подождать, решил Гвинпин и вдруг понял, что он едва ли не разговаривает с могилами. Ему стало не по себе, но он не дал проникнуть в сердце липкому, обволакивающему страху и принялся расхаживать меж плит, пытаясь вспомнить какой-нибудь по возможности веселый и беззаботный мотив.

Отправить Гвина сторожить потаенное кладбище друидов было идеей Ралины. Старая друидесса, подобно Гвиннеусу, свято верила, что дерево не может уставать, а, стало быть, и не должно заснуть, если только само этого не захочет. Лисовин, понятно, был другого мнения, но перечить своей госпоже не стал. Однако перед уходом Гвина в дозор бородач выразительно продемонстрировал ему из-за спины друидессы внушительных размеров кулак. Но Гвинпин и так слишком хорошо помнил свой давешний конфуз, после которого они попали в плен и выпутались из этой крайне неприятной ситуации лишь благодаря помощи старшины кукол. Поэтому он ничего не сказал, только тихо шмыгнул носом и отправился восстанавливать свою честь.