Книга Наследство империи - Наталия Ипатова

Лазер беззвучен? Кто вам это сказал? Звук был такой, словно лопнула струна. Первый луч пришелся в потолок, пробил в нем дыру, и расплавленный металл тягуче капнул вниз. Следующий выстрел Натали скорректировала автоматически. Единственным ее чувством в этот момент был ужас.

Когда ты подбиваешь вражеский истребитель, это выглядит совсем не так. Расцветающие в вакууме огненные цветы — красивы. К тому же у него тоже есть пушка.

Времени на беспамятство нет. Она очнулась, увидев, что Норм глядит на нее и его ствол готов ее подстраховать. В коридор она смотреть не могла. «Сайерет» молча втащил оба тела в кубрик, который техники только что, к несчастью для себя, покинули, и задвинул дверь,

Потом дохнул на матовую поверхность металлопластовой панели и пальцем написал на конденсате: «Сила!» Натали прерывисто вздохнула: очевидно, у них такие шутки, у «сайерет». Спасибо, что не «Дура». Если еще придется стрелять... ох, не знаю!

Медотсек, попавшийся им через пару минут, был помечен большим зеленым крестом на прозрачных дверях. Норм секунду помедлил, словно соображая, взвешивая «за» и «против», потом сделал Натали знак стоять снаружи, а сам нырнул внутрь.

Пиратским доктором оказался нескладный белобрысый парень, по виду студент, то ли со страху косой, то ли такой от рождения. Когда Норм выволок его из его королевства, он заикался и цеплялся ногой за ногу. Натали предпочла бы истечь кровью, чем подпустить такого к себе с сильнодействующим средством или, упаси бог, со скальпелем, но у МакДиармида, по-видимому, не было выбора. Чем-то этот приятель напомнил ей Кирилла в молодости.

— Я полагаю, это чучело не может не знать, где дети. А если откроет рот, шлепните его, мадам. Спросим следующего.

— В-вы, — пробормотал доктор, растерянный тем, что нарушен порядок вещей, — ведь это он тут пират! — не сможете, не посмеете...

— В следующий раз, — внушительно и тихо сказал ему Норм на ухо, — я буду снимать скальпы, чтобы их показывать недоверчивым. Твой сегодня по счету восьмой, и, если останешься жив, после на них посмотришь. А ну пошел!

— А... а потом?

— От тебя зависит.

«Студент», как это ни странно, хлопот им не доставил. Полутемный карцер, куда он их привел, оказался пуст, но хранил явные следы пребывания узников. Надувной матрац на полу, обрывки фольги от армейского пайка, запах пота, стойкий в непроветриваемом помещении. Несколько птичьих перьев.

— Они были тут, мамой клянусь! — шепотом закричал доктор, но, видимо, это была вся польза, которую он мог им принести.

— Как они? — пользуясь случаем, поспешила спросить Натали. — В порядке? Здоровы?

— Да что им сделается? — буркнул доктор. — Сидели как хомячки в аквариуме. Щенка Мак выпорол за катер, но все согласны, что ему только па пользу.

Оставили его тут кричать и колотиться, заперев дверь снаружи.

— Плохо, — сказал Норм. — Мак не знает, о чем думаю я, я не знаю, о чем думает Мак. Но дети у него. Что ж, по крайней мере сейчас у нас есть точный адрес.

Существует не слишком много вариантов стандартном конструкции крейсера. Орудия главного калибра у него в носу, дальше — командный пункт, а заднюю половину занимают реактор и двигатели. Между всем этим втиснуты жилые отсеки и ангары для истребителей короткого радиуса, если они, конечно, предусмотрены. Впрочем, на ангарную палубу кто попало не суется. Правила перемещения предполагают, что по левому борту холят в корму, а по правому — в нос. Норм с Натали следовали против правил, чтобы встречные вылетали на них, а те, кто сзади, — уходили в противоположную сторону. Найти на крейсере центральный пост намного проще, чем одну из кают, где могут быть заперты дети. Другое дело... там немного больше народу.

Видимо, поэтому Норм подолгу стоял, прислушиваясь, прежде чем завернуть за угол, и лицо у него сделалось таким, словно он шел теперь один. Лучшее, что Натали могла придумать ему в помощь, — это не проявлять инициативы.

Дальше разговор у них шел на пальцах: «Ты» — пальцем в грудь — встань «сюда». Их «два». «Левый» — «твой». После меня. Поняла?

Натали кивнула, набирая полную грудь воздуха. Норм, похоже, сделал то же самое, а потом выбросился из-за угла на пол, паля в падении и перевороте. Вокруг него лопались струны, летели искры и пахло раскаленным металлом. Натали вывернулась из укрытия и почти без проблем сняла «своего» охранника, благо тот воодушевленно палил по «сайерет» и совсем не ожидал, что у того имеется группа поддержки.

И все? И там, за герметичной дверью, закрытой, по не задраенной, ничего не услышали и не поняли?

— А дальше что? Постучимся?

— Дальше просто. Возьмите пока дверь под прицел.

Перебросив лучемет на левый локоть, Норм не спеша промерил раствором пальцев расстояние по переборке от стены и в перпендикуляре — от пола, отметил точку и, выставив лазер на минимум и держа его под углом, вырезал круг. Это рубка, смекнула Натали, значит, там наверняка установлен круговой экран, играющий роль второй, внутренней стены. Мы режем, а они не видят. Под вырезанным кругом стены обнажился блок климат-контроля командирского отсека. Парень из штурмовой бригады, похоже, знает наизусть расположение всех ключевых узлов всех кораблей мира. Логично. Впрочем, далеко не все миры строят собственные корабли. Взялся обеими руками, дернул, повернул на проводах: открылись рычажки и кнопки. В каждом отсеке есть такая: температура, влажность, свет... А там, изнутри, между прочим, еще и крышка коробки закрыта: они действительно ничего не увидят. Норм вдохнул, сосчитал, видимо, до пяти и один утопил до отказа вниз. Еще пять ударов сердца — и рычажок вернулся в прежнее положение.

— Прошу вас, мадам, теперь они сервированы подобающим образом.

— Что это было?

— Гравитация. Пять же.

Натали ринулась вперед, едва не оттолкнув «сайерет» с дороги. Там мой ребенок, твою мать!

Когда они с мальчишками, еще дома, обсуждали всевозможные способы, гравитация считалась у них самым неизобретательным и примитивным. Все равно как подойти сзади с палкой и садануть по затылку. Куда лучше было придумать что-нибудь изящное с давлением или с химией в воздуховоде. Один сочиняет, остальные раскритиковывают. Но сейчас, лежа, словно скалкой раскатанный, на единственном свободном пятачке пола, Брюс подумал, что они, кто бы они ни были, гравитацией воспользовались умело и совершенно безжалостно. Глаза словно вбили ему под надбровья, щеки под собственной тяжестью обвисли вниз и сейчас представлялись ему ироде бульдожьих. Наверное, теперь он уже мог встать, но делать это почему-то мучительно не хотелось. Болело все! А ведь ему повезло: он уже лежал. Ему некуда было падать. Оказывается, простые приемы — самые эффективные.

— Что это было? Реактор рванул или еще какой-то идиот в нас врезался?

Мари лежала рядом, без всякой воли к. действию и, возможно, без чувств. Кажется — он не был в этом уверен — из-под темных кудряшек текла кровь. Из ушей? Штурман в кресле, очевидно, так и не понял, что случилось, и только одурело мигал. Оглушен. Тяжелые страдают больше. Хуже всего, очевидно, пришлось МакДиармиду, которому чудовищным усилием удалось выбросить себя из кресла. На ногах Мак, ясное дело, не удержался, а рухнул на пол плашмя, зацепив ложемент и развернув его ударом. Вот у него совершенно точно была кровь из ушей и вдобавок из носа: явный гипертоник. Руки у него тряслись, лучемет в них прыгал, и сам Мак едва ли ощущал, килограмм он весит или пять — в руке, которая весит все полета. Брюсу пришлось напрячь слух, чтобы разобрать, что он там бормочет: