Книга Человек видимый - Чак Клостерман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну и наговорил же он ему! Я спросила Джона, в каких выражениях он все это высказал.
— Какая разница? — сказал он. — Не сомневайся, твой приятель прекрасно все понял. — Отвечал ли ему Игрек? — Нет, ничего не ответил. Я даже двинул кулаком в то место, где он должен был находиться. Но, видно, промахнулся. Но он был в гостиной, я это знаю. Он был здесь, представляешь?! А может, до сих пор еще где-то прячется. В этом-то и проблема. Теперь-то ты понимаешь, что это действительно проблема?
Мы с Джоном обсудили, как быть. Вроде бы стоило обратиться в полицию, но это казалось бессмысленным и смехотворным. Как мы объясним нашу ситуацию офицеру полиции? Я не знала бы, с чего начать, и нас вполне могли принять за ненормальных. Кого бы я обвинила в проникновении в наш дом? Я ведь даже не знала настоящее имя Игрека. Не знала, где он живет, как его найти. Его сотовый телефон был отключен. С наших слов полиция написала бы в протоколе примерно следующее: «Человек, которого мы не можем видеть и которого вы не сможете найти, проник (а может, и нет) в наш дом, где ничего не украл и никому не причинил зла». Вряд ли можно выдать ордер на арест человека, которого не существует.
Мы договорились тщательно запирать окна и двери, но что толку. Если практически невидимый человек захочет пробраться в дом, ему невозможно помешать. Хотели установить охранную сигнализацию с детектором движущихся объектов, но понятия не имели, сможет ли детектор зарегистрировать передвижения Игрека. Прикинули, представляет ли Игрек серьезную опасность, и пришли к выводу, что его непрошеные визиты просто раздражают. Я выдвинула предположение, что причиной непонятного инцидента могла быть наша подозрительность — недаром говорят, у страха глаза велики. Теперь он будет нам мерещиться везде и всюду. Но Джон потерял терпение.
— Извини, но я сам с этим разберусь, — заявил он. — Я не позволю этому типу бесцеремонно лезть в нашу жизнь. Не позволю! Ты утверждаешь, что он не опасен, ну а я так не считаю. Если он еще хоть раз к нам сунется, то сильно пожалеет. Я с ним расправлюсь.
— Как это? — спросила я.
— А вот этим! — И Джон показал мне молоток.
Я даже не знала, что у нас есть молоток. У нас на стенах картины, но я не знала, кто и когда их вешал.
— Ты шутишь, — сказала я.
— И не думаю, — сказал Джон. — С меня хватит! Я даже хотел бы, чтобы вечером он снова пришел. Насилие меня не пугает, я его навидался. И я знаю свои права. — Он сунул молоток рукояткой в петлю на ремне и с вызовом посмотрел на меня. — Я вдребезги разнесу его проклятую башку!
Вот до чего дошло — мой муж, пожилой и уважаемый историк, вооружился молотком, чтобы избить невидимого человека за то, что он полюбил меня.
Это было настолько дико и невероятно, что я не находила слов.
Точка невозврата. Решительный разрыв
Следующие два дня прошли без эксцессов. На душе у меня кошки скребли, но постепенно я стала успокаиваться и даже подумала, не слишком ли мы все преувеличили. Джон прямо на другой день после предполагаемого проникновения Игрека позвонил проконсультироваться в охранную фирму, но теперь мы уже сомневались, стоит ли приглашать ее работников. Я обдумывала сложившуюся ситуацию так и сяк и все больше приходила к выводу, что вряд ли Игрек может представлять для нас серьезную опасность. Может, он был слишком одиноким и нашел во мне своего единственного друга. Или я сама ввела его в заблуждение, создала у него неверное представление о своем отношении к нему. Может, я боялась его только потому, что он способен делать то, что считалось невозможным, или своим недоверием наказывала его за то, что он отличается от других.
Вот так я рассуждала, с головой уйдя в поиски истинной причины наших недоразумений, вместо того чтобы посмотреть в глаза правде. Вот уж действительно, слона-то я и не приметила!
Наступил четверг. Я работала с одной из своих пациенток. Не могу назвать ее имя, у нее есть право на личную тайну, а я обязана защищать ее права. Достаточно сказать, что она страдала расстройством психики, весьма распространенным в наше время. В тот период у меня было еще пять пациенток с такими же жалобами. Это была красивая молодая женщина с иррациональными сексуальными потребностями, которая никак не могла определиться с профессией и впадала в депрессию от анонимных комментариев, поступающих на ее блог. Итак, она долго говорила о себе и своих проблемах, затем мы вместе постарались обсудить их с точки зрения здравого смысла, и она отправилась домой, закрыв за собой дверь. Я села к компьютеру и стала, как у меня заведено, составлять электронное письмо самой себе с описанием нашего разговора. И вдруг с другой стороны комнаты раздался голос Игрека:
— Отвратительная особа!
Я вздрогнула, но скорее разозлилась, чем испугалась. Честно говоря, мне надоело бояться. Я постаралась взять себя в руки и говорить спокойно, но жестко.
— Поверить не могу, — медленно произнесла я. — Просто не могу поверить, что вы без спроса явились ко мне в кабинет и позволяете себе вмешиваться в мою работу. Как вы смеете с таким пренебрежением относиться к моему делу? Кто вам дал право так неуважительно отзываться о несчастной женщине с серьезными проблемами? Немедленно покиньте мой кабинет и больше не смейте сюда приходить! Убирайтесь вон, или я вызову полицию.
— Только не делайте вид, что вас действительно волнуют ее проблемы, — сказал Игрек. — Меня не обманешь. Уж я-то вас знаю. Вы беспокоитесь за эту женщину? Вот за эту?! Неужели вы серьезно думаете, что вы или я узнали что-то важное о ее воображаемой жизни? Вам хотя бы платят за сеансы. Я объяснил бы все ее проблемы за пару минут. У нее проблемы с телом, потому что у нее есть тело. Скажите ей, чтобы она аннулировала свою подписку на иллюстрированные журналы. У нее нет никакой профессии, потому что она не желает работать. Ей пишут грубости потому, что видят в ней человека неумного и праздного, а такие всегда привлекают людей, недовольных собой. В глубине души она сама это понимает. Вы заметили, она всегда сама отвечает на свои вопросы? Все, что ей нужно, — это подруга, которая будет убеждать ее, что она такая же, как все. И она знает, что вы будете ей этой подругой до тех пор, пока ее отец выписывает чеки на ваше имя.
— Довольно, я вызываю полицию, — сказала я и взяла сотовый телефон.
— Включите магнитофон, — сказал Игрек.
— Что?
— Включите магнитофон. Запишите наш разговор.
Он говорил в характерном для него повелительном тоне. Мой кассетный магнитофон стоял на столе. Я подняла его, навела на Игрека на манер пистолета и нажала кнопку записи. Сама не знаю, почему я проделала все так драматично. Наверное, это выглядело нелепо, но я ничего не могла с собой поделать. Мне хотелось застрелить его.
Я записала только следующую минуту и четырнадцать секунд нашего разговора. Это единственное, что мне не пришлось восстанавливать по памяти.
Игрек. Красный огонек горит? Ага. Отлично. Это, конечно, не мое дело, Виктория, но вам стоит купить цифровой магнитофон. Через несколько лет вы не найдете в продаже кассет. Но я отвлекся. Пожалуйста, объясните присяжным, зачем вы встречались со мной в субботу днем, в свой нерабочий день, не поставив вашего мужа в известность, с кем вы виделись. Точнее, с кем вы не виделись, так как вам непременно захочется сказать именно так, чтобы показаться умной.