Книга Дети богов - Юлия Зонис

— Всего не описать. О жизни. О смерти. О книгах. Об истории. О нашем детстве — я почему-то чувствовал, что многое ему могу рассказать. О старых богах. Об его отце. О берсеркере Арнгриме и его сыновьях… вы ведь знаете эту сагу?

— Вроде бы знаю. Многодетный папаша, который отобрал меч у русского конунга? Кажется, одна из первых жертв меча?

Старик усмехнулся.

— Боги и над ним зло подшутили. Вы, кажется, не в курсе, что господин Менне продолжает, в некотором роде, дело своего отца?

— Могу себе представить.

Старик покачал головой.

— Вы либо делаете вид, что меня не понимаете, либо мы говорим о разных вещах. Эрлик Черный ведь не всегда был тем, кто — или что — он есть сейчас. Некогда он был королем и бардом…

— Так вот откуда взялись поэтические таланты нашего общего друга.

— Не смейтесь, молодой человек. В этой давней печальной истории очень мало смешного. Известные вам господа — на старом Севере их именовали Высокими — затеяли свою грязную возню с мечом отнюдь не в первый раз.

Вот тебе новость!

— Я слушаю.

— Послушайте. Арнгрим, как вам, возможно, известно, а, может, и нет, был сыном Рыжебородого…

— Еще один полукровка?!

— А вы считаете себя исключением? Единственным и неповторимым? Ошибаетесь, молодой человек. Впрочем, мысль о собственной исключительности присуща молодости…

— Я старше вас по крайней мере на пять сотен лет.

— А я говорю не о возрасте. Не о биологическом, или, если вам угодно, хронологическом возрасте. Я говорю о психологии.

Медленно, но верно я начал закипать. Еще не хватало ненароком прибить старикашку! Нет, ну в самом деле — с чего это старая ухмыляющаяся развалина взялась меня поучать? Да еще таким менторским тоном… и тут я сообразил, что от Иамена — а он был, если верить его словам, ненамного этого дряхлого призрака старше — я еще и не такое выслушивал. Неужели я и вправду расист, и чистота крови для меня важнее здравого смысла?

— Ладно, — сказал я, скрипнув зубами. — Оставим мой возраст в покое. Что вы хотели рассказать об Арнгриме?

— Арнгрим был полукровкой, — как ни в чем ни бывало, продолжал старикан, ничуть не напуганный моей вспышкой. — Старший из его сыновей, Ангантир, унаследовал силу. Второй по страшинству, Хьорвард, был волком.

Я поморщился.

— Сладкая парочка.

— В те годы Ясень уже начал подсыхать, и Червь завелся у его корней. Господа Высокие решили, что время пришло. По их задумке, Ангантиру следовало перерубить ствол, а брат его Хьорвард готовился пожрать солнце. И так бы и произошло, если бы пряжу не спутал Черный Эрлик, в те времена именовавшийся Альриком Сладкоголосым. Заявившись на подворье сыновей Арнгрима, он столь красноречиво описал прелести прекрасной Ингеборг, что терзаемый волчьими страстями Хьорвард возгорелся желанием овладеть шведской принцессой. Вместе с братьями он отправился ко двору шведского короля и потребовал руки девушки. Однако та уже давно и верно любила Хьяльмара, самого смелого и достойного из королевской дружины. Отец предоставил девушке выбор, и, естественно, она предпочла героя волку. Что за этим последовало, вы слышали наверняка.

Ага, и не только слышал. Мелькнуло у меня перед глазами подземное озеро Хиддальмирр в отсверках белых кристаллов, маленький островок — мой собственный остров Самсо, место моей безнадежной схватки. Как пел я, сраженный предательским мечом, как плакала прекрасная Ингеборг и как падала замертво… Вот, значит, оно как. «История повторяется, Ингве», — как будто шепнул мне на ухо знакомый и ненавистный голос. Она, сука, повторяется всегда.

Наверное, я задумался слишком глубоко, потому что старик обеспокоенно кашлянул.

— С вами все в порядке? Я чем-то вас оскорбил?

— Не вы, Отто, не вы. Вам не кажется, что судьба — редкостная потаскуха?

Он поразмыслил над ответом, как будто я задал ему серьезный вопрос.

— Нет, не кажется. Мне кажется, что судьба оберегает нас от необдуманных поступков.

— Ага. Например, от того, чтобы срубить загнивающее дерево и разобраться с этой херней навсегда.

Отто посмотрел на меня печально.

— Юношеский максимализм никого не доводил до добра. То, что вы называете херней, мой странно похожий на Карла гость — это миллионы, миллиарды жизней. Это счастливая улыбка роженицы, это радость старика на прогулке, когда снег похрустывает под ботинками, гомонят снегири и кажется, что перед тобой не два-три последних года, что впереди — еще вся жизнь. Это первые шаги ребенка и первые слова, и творения Гауди и Ботичелли, и фрески Джотто, и взгляд на планету из космоса, и осенний лес, и крик ворон, и ветер, несущий к западу тучи, и озеро на закате… вам не жалко будет все это уничтожить одним ударом клинка?

Я подумал. И честно ответил:

— Нет. Не жалко.

Старик со скрипом отодвинул стул и поднялся.

— Тогда нам не о чем больше говорить. Я прошу вас покинуть мой дом.

Однако меня уже опять понесло.

— А если нет? — осклабился я в лучшем стиле Гармового. — Если не покину?

— Чем вы можете меня испугать? — улыбнулся старик. — Я видел такое, молодой человек, что вам и не снилось в самых страшных кошмарах.

— Что вы знаете про мои кошмары?! — заорал я. — Вам приходилось стоять по колено в гнили, дышать гнилью и рубить, рубить бесконечную гнилую тварь? Вам приходилось видеть червей, копошащихся в ране? Вы со своим некромантом, вы этого хотите — чтобы все ваши рассветы, закаты и первые улыбки превратились в гнилье?

Отто стоял, тяжело опираясь на трость, скрестив на набалдашнике руки, ладонь левой поверх перчатки на правой. На мои вопли он ответил:

— Знаю больше, чем вы думаете.

Помолчав немного, снова сел на стул. Подвинул кофейную чашку, и, не глядя на меня, заговорил:

— В молодости это трудно понять. Молодость тянется к свежести и силе, однако мир состоит и из многих других вещей. Гниение — процесс естественный. Все мы когда-нибудь удобрим эту землю, чтобы на ней смогли взойти новые семена.

Я взял себя в руки, хотя рот мой все еще кривился в оскале.

— Я не тороплюсь. А вот вы, Отто, только что чуть не удобрили. Если ваш дружок так заботился о вашей безопасности, что же он вас не предупредил о моем визите?

Старик неожиданно улыбнулся.

— Он предупреждал. Он очень настойчиво просил, чтобы я переменил адрес и, желательно, имя. Весьма подробно описал вашу внешность. Иначе как бы, по-вашему, я понял, кто вы такой? Я не чтец рун и не гадатель по птичьим внутренностям. После той ночи в монастыре, когда Йозеф с мечом спустился в крипты и долго не возвращался, и мне казалось, что все духи ада собрались поплясать на монастырской крыше… А потом часовня и вовсе обрушилась, и я решил, что он погиб там, внизу, и уже собирался, сам едва живой, лезть его откапывать… После этого я вообще постарался завязать со сверхъестественным.