Книга Вредная утопленница - Наталья Александрова

Бабушка выпила чаю, погладила Дашу по голове и торжественно простила дочь, потрясая на этот раз толстенным томом пьес Сухово-Кобылина. И тогда дочка достала из сумки бутылку коньяку – со встречей, сказала она, и чтобы все у них было теперь хорошо.

Дашу уложили спать, а мать с дочерью долго сидели на кухне за столом, покрытым выцветшей старой клеенкой, вспоминали былое, даже пели тихонько цыганские романсы, как героини бабушкиного любимого писателя Лескова.

Проснулась бабушка от грохота и рева – это маленькая Даша уронила этажерку с книгами. Хорошо, хоть не зашиблась, орала больше от страха. Бабушка еле подняла гудящую голову – так с непривычки подействовал на нее коньяк – и не увидела в обозримом пространстве своей дочери. Наличествовала только ревущая Даша трех с половиной лет и небольшая сумка с ее вещами. В кармашке сумки бабушка нашла свидетельство о рождении Дарьи Перышкиной, где в графе «Отец» стоял длинный прочерк. И больше ничего – ни денег, ни записки.

Когда до бабушки дошло, что непутевая дочка подбросила ей трехлетнего ребенка и скрылась в неизвестном направлении, она упала на колени и взвыла. Явились соседи, привлеченные воем, грохотом и детским ревом. Кто-то вспомнил, что видел молодую, хорошо одетую женщину рано утром, она садилась на первый автобус, что шел в город.

Расспросы Даши, естественно, дали мало. Бойкий ребенок, успокоившись и получив оставшуюся в коробке шоколадную конфету, поведал собранию, что они живут в доме напротив магазина, где в витрине выставлены красивый домик из шоколада и пряничные человечки. А в лифте нужно нажимать цифру 6. С ними жил раньше дядя Саша, но он вечерами громко кричал на маму и топал ногами, а потом приехали два дяди на машине с синей мигалкой и увезли дядю Сашу. Мама плакала, а потом долго шепталась с подругой тетей Галей. Тетя Галя работает в химчистке, Даша любит смотреть, как крутится большой барабан, а в нем – много мягких игрушек. Тетя Галя отдала маме желтое пальто и сказала, что если она не вернет его через три дня, то ее уволят с работы.

В общем, все стало ясно даже бабушке, полностью ушедшей от жизни в классическую литературу. Она накормила Дашу оставшейся копченой колбасой и пошла в милицию. Там покачали головой, но приняли заявление на розыск.

Однако через полгода отовсюду пришел официальный отлуп. Дашина мать нигде не проявлялась, жилплощади своей у нее не было, прописки тоже. Отдать трехлетнего ребенка в детдом бабушке не позволила совесть, выдрессированная классическими романами. Сироту надо приветить и пожалеть, говорили классики. К сожалению, они не говорили, где взять денег, чтобы сироту накормить и одеть.

Мать объявилась через пятнадцать лет – прислала открытку на Новый год. Даша к тому времени худо-бедно окончила школу и устроилась работать на почту по бабушкиной рекомендации. Планов на жизнь у нее не было никаких, а мечты были. Хотелось уехать из их городка, уехать и никогда не возвращаться. Бабушка к тому времени уже вышла на пенсию, она сидела дома и перечитывала книги из районной библиотеки. Вечером она воспитывала Дашу, как обычно, на классических примерах. Даша научилась не слышать бабушкиного голоса, иначе хоть вешайся.

Открытку от матери она увидела еще на почте и спрятала, чтобы не показывать бабушке. В открытке был адрес и приглашение приехать в Петербург. И однажды Даша собрала кое-какие вещи, взяла все деньги, даже те, что спрятаны были бабушкой на черный день, и утром рано села на первый автобус, уходящий в город.

Мать она нашла в дремучей коммуналке в комнате возле туалета. Комнатка была длинная как пенал и темная, потому что единственное узкое оконце выходило во двор-колодец. Из обстановки в комнате были стол, покрытый такой же выцветшей клеенкой, как у бабушки, два обшарпанных стула и больничная кровать с продавленной сеткой.

На кровати лежала мать. Лежала после того, как найдет где-нибудь выпить. Поздним утром она вставала – опухшая, с синюшным страшным лицом, громко жаловалась на жизнь и ругалась с соседями по коммуналке. Иногда у нее в мозгу что-то переклинивало, и она пыталась искать в комнате спиртное, якобы спрятанное с вечера на опохмелку.

– Да когда такое бывало, – вздыхала тетя Галя, – пока все не выжрет, не успокоится. А утром помирает.

Верная тетя Галя так и осталась в подругах у матери. Замуж она не вышла, зато сделала карьеру – после химчистки устроилась паспортисткой в милицию, так уж повезло. Это она послала Даше открытку и позвала приехать. Оказалось, что комната в коммуналке принадлежит матери – в свое время был у нее муж, который умер скоропостижно от отравления (выпил что-то некачественное). После его смерти мать совсем сошла с катушек и не пропила комнату только потому, что тетя Галя унесла и спрятала все документы, включая паспорт.

– Ты не бойся, – вздыхала тетя Галя, – она вся больная насквозь, долго не протянет… А тебе комната достанется, все-таки свой угол…

Пользуясь связями, она довольно быстро оформила комнату на Дашу. И вовремя, потому что мать как-то на рассвете захрипела, забила ногами, отчего продавленная панцирная сетка ужасно заскрипела. Даша еще крикнула сквозь сон, чтобы угомонилась наконец и дала поспать. Тетя Галя устроила ее уборщицей в свой ЖЭК, и она с непривычки уставала, таская ведра и елозя шваброй по длинным коридорам.

Утром Даша обнаружила, что мать уже окоченела. Она страшно завизжала и выскочила в коммунальный коридор в одной ночной сорочке. Мать увезли, а ночью Даше приснилась бабушка. Она хмурилась и шевелила губами, говоря, что следует мать похоронить как положено и отпеть, мать есть мать и все такое…

«Не буду ничего делать, – подумала Даша, – какая она мне мать?»

Потом она задала себе вопрос, как там бабушка. Она не вспоминала о ней ни разу. Вот интересно, на какой книге прокляла она сбежавшую внучку? Кто это был – Мельников-Печерский или Мамин-Сибиряк? А может быть, Гарин-Михайловский?

Даша бабушкиных книг не читала из упрямства и духа противоречия, но имена на корешках с детства врезались ей в память.

Похоронами занималась верная тетя Галя, она же помогла Даше выбросить жуткую кровать и всю мебель, кроме стола. И оклеила вместе с Дашей комнату простыми бумажными обоями, и подарила новую клеенку на стол вместо старой, выцветшей и прорванной.

Даша записалась на секретарские курсы, потому что тетя Галя уверенно сказала, что больше никакой работы она не найдет. Бухгалтером даже если и выучится, сопливую девчонку никто не возьмет, а секретарем – вполне возможно.

Даша закончила курсы, там, кстати, ее хвалили за грамотность, быстро нашла работу, так же быстро ее поменяла, потом еще раз, потом еще и, наконец, осела в фирме «Тетрис».

В ее жизни наблюдалось странное явление. О маленьком городке, в котором прошло ее детство и юность, о бабушке с ее вечными нравоучениями Даша старалась не вспоминать. Но тем не менее, как только случалось в жизни у Даши хоть какое-то событие, перед ее мысленным взором появлялась бабушка в старой вязаной кофте, отвисшей на груди, в очках с отломанной дужкой, замотанной синей изолентой. Бабушка начинала Дашу воспитывать.