Книга Игра в кости - Александр Лонс

Необычайно реалистичный сон, но какой-то дурацкий и детский. Напрягало, что с незначительными вариациями он повторялся несколько раз за ночь, регулярно заканчиваясь на одном и том же месте.

Утром следующего дня пришел врач и сказал, что уже можно понемногу вставать и ходить. Жутко трясло, скакало давление, сердце, казалось, готово разорвать грудную клетку. Чудилось, что я сейчас сдохну. При этом не ощущалось ни малейшего желания валяться в полузабытьи и мучаться от больного безобразного сна. Хотелось активно двигаться и куда-то идти.

Диагноз у врача получился таким — сильное отравление неустановленным веществом. Но я справился. Об одном только жалею, что не спросил у освободившего меня мужика, как его зовут и что такое запасной офис?

Однако нормально ходить я начал лишь на третьи сутки.

Вот тут-то и ожидал сюрприз. У дверей палаты сидел полицейский, который запретил выходить куда бы то ни было. Тогда я решил, что для моей же безопасности, льстил себе, что так охраняют от возможного киллера.

Когда еще немного оклемался, начали доставать соседи по палате. Люди в основном пожилые, они говорили или о политике, или о давно минувших бабах, словно ничего иного, достойного их внимания, на свете в настоящее время не существовало. Даже собственное лечение интересовало их как-то слабо и обычно выходило за рамки обсуждаемых тем.

Меня они будто не замечали и ни о чем не спрашивали.

А потом снова пришли полицейские, но уже совсем другие, в штатском, похожие на переодетых бандитов.

Терять было нечего, и никаких обязательств я за собой не ощущал, поэтому рассказал всё, что могло заинтересовать ментов. Сдал Лену со всеми потрохами и особыми приметами. Потом заявился какой-то хмырь и мы, совместными усилиями, сделали ее фоторобот из кусочков разных посторонних лиц. Результат получился немного похожим на фотографию из паспорта, особенно если не придираться к мелочам и эстетическим подробностям.

Довольно скоро стало казаться, что менты мне не верят, а потом эта «кажимость» перешла в полную уверенность. Мне действительно не верили, ни одному слову. По-моему полицаи считали, что я сам и есть если не наемный убийца, то, как минимум важный пособник этого киллера. Близкий сообщник. Полицейский у входа в палату сидел совсем не для того, чтобы защищать. Меня не охраняли, а стерегли, и, судя по всему, считали опасным преступником. Никто не хотел разговаривать со мной.

Все стало по-другому на пятый день нахождения в больнице, я сразу почувствовал изменения в отношении. Наконец пришли те самые, в штатском, и сообщили, что претензий уже нет, а я должен благодарить господа бога и своих адвокатов.

Каких адвокатов? Откуда?

Ха, это и в самом деле забавно.

Так прошло еще три дня. Потом, на обходе, лечащий врач с явным облегчением заявил, что пора уже выписываться. Мне отдали все вещи, находившиеся на мне при госпитализации (или при аресте?), я переоделся и вполне счастливый вышел на улицу.

Однако ожидало и весьма досадное открытие. Те самые октаэдрические игральные кости, что постоянно лежали в кармане, пропали вместе с кисетом. Вещь, конечно, ерундовая, но к ним у меня возникла устойчивая привычка, поэтому потеря оставила очень неприятный осадок.

Что-то со мной случилось в этой больнице. Или перед ней? Будто кто-то вытащил ту самую сущность, в присутствие которой я никогда не верил.

Что же ты со мной все-таки сделала, джёрёгумо-хикикомори, замкнутая, нелюдимая женщина-паук?.. В кого меня превратила?..

Я никого не хотел слышать видеть и знать. Отключил телефон, мобильник и Интернет. Почта, что явно накопилась за мое отсутствие, так и лежала на каком-то сервере невскрытой и неразобранной.

Хотелось лишь одного — долго со вкусом отоспаться. При этом чтобы не трогали и не допекали.

Глава XXVI

Философия настоящего времени

Утро. Завтрак, душ, прочие гигиенические процедуры, одежда, выход на улицу. Машина? Нет, еще пока рано, не сейчас. Предположим, что ее у меня вообще нет.

Небольшая прогулка. Бомжи, будто воробьи на жердочке, вход в метро, двери, турникеты, эскалатор.

Еду в поезде, смотрю по сторонам. Обыденные картинки метрополитена возвращают к повседневности и вносят спокойствие в растрепанное сознание.

Как же меняется психология пассажира в зависимости от его расположения в вагоне. Те, кто успел усадить бренное тело, либо с животным удовольствием наблюдают за теми, кто проворонил, либо сидят, уткнувшись в газету и читая об эстрадных звездах. Кто с кем спит, и кто кого трахнул, что и как сейчас модно носить, и какой кандидат в мэры наиболее подходит для москвичей. Остановка. Вместо людского потока в вагон заходит одиночная грязная куча лохмотьев, принося новый аромат в уже устоявшуюся смесь запахов. Бомж-попрошайка. Я вижу его на протяжении нескольких лет в разных поездах, на разных маршрутах, и уже успел изучить истории, которыми это существо снабжает доверчивых пассажиров. Вот и в этот раз старая байка о больном ребенке, которого не на что лечить. Мне плевать. Для меня окружающие — просто чужие маски, невнятные тени, хаотично движущиеся вокруг. С ненастоящими эмоциями, с фальшивым страхом в глазах. Но это всего лишь миг, затем все угасает и я продолжаю свой замкнутый путь.

Вот и нужная станция. Покидаю вагон. Рядом со мной идет какой-то дед, судя по всему — пенсионер. Он шамкает остатками зубов, пытаясь разжевать орешки. Приятного аппетита, дедушка, не так долго тебе орешки кушать. Справа от меня мамаша несет дитя, сплошь покрытое коричневой сыпью. Рядом с ней идет быдловатого вида паренек в дешевых кроссовках, третниках, джинсовой куртке и кепке на затылке. Вдруг я чувствую на себе чей-то взгляд. Оглядываюсь и вижу перед собой маленькую девчушку лет пяти. Она смотрит на меня и открыто улыбается. Невольно улыбаюсь в ответ, быстро отворачиваюсь и продолжаю движение. Зря ты девочка так улыбаешься чужим дядям. Нельзя к людям с распахнутой душой. Нагадят они тебе в душу, в открытую. Перехожу на другую станцию, вижу приближающийся поезд, жду. Он подъезжает, останавливается и жадно распахивает двери, дабы впустить в себя очередную порцию человеческой биомассы. Вхожу. Осторожно, двери закрываются. Поехали. Все слишком заняты своими никчемными делишками. Остановка. Выхожу, делаю новую пересадку. Снова жду поезда, вхожу в вагон и еду уже в обратную сторону. Кругом люди, человеки. Кто-то читает, кто-то делает вид, будто спит, чтобы не уступать место. Вот и моя станция. Вагон выплевывает из себя множество людских тел. Человеческие существа куда-то спешат, суетятся. Двигаюсь в сторону выхода в город. Эскалатор. Поднимаюсь наверх и выхожу на улицу. Летний воздух наполняет мои легкие, и я вновь ощущаю себя живым. Ускоряю шаг и стараюсь как можно быстрее дойти до дома. По-моему, постепенно становлюсь параноиком. Или уже?..

Асфальтовая дорожка, двор, подъезд. Теперь именно подъезд, парадные остались там, в Петербурге.

Опять дома, будто вагон на своих рельсах. В жизни каждый всегда выбирает или прокладывает себе рельсы, по которым движется состав судьбы. Без рельсов поезд не способен ехать — колеса увязнут в грунте. Никто не сможет без рельсов. Если рельсы хорошие, то покатится плавно и быстро. Но тогда любое препятствие может оказаться роковым, каждая пропасть может стать гибельной, каждый камень способен сломать колеса, а следом и весь состав. Рельсы необходимы всем. Обществу, людям, что снуют и там и здесь, что заботятся только о своем благополучии, но без направляющих не могут. Люди строят планы на будущее, ставят какие-то цели в жизни, хотя ни о каких целях без рельсов и речи идти не может. Если подумать, цель, в общем-то, одна почти у всех. У большинства.