Книга В лучах мерцающей луны - Эдит Уортон

Они ехали молча. Сюзи думала: «А как же Кларисса?» — но не осмеливалась спросить. Вандерлин закурил сигарету, мычал танцевальную мелодию и глядел в окно. Неожиданно она почувствовала его ладонь на своих руках.

— Сюзи… ты когда-нибудь видишься с ней?

— Вижусь… с Элли?

Он кивнул, не поворачивая к ней лица.

— Не часто… иногда… — выдавила она.

— Если увидишь, ради бога! скажи ей, что я счастлив… счастлив, как король… скажи, что сама могла убедиться в этом… — Голос его дрогнул. — Я… будь я проклят, если… если она будет переживать за меня… если возможно…

Сигарета выпала из его пальцев, он всхлипнул и закрыл лицо ладонями.

— Бедный Нельсон… бедный Нельсон, — прошептала Сюзи.

Пока их такси, гремя, проезжало Пляс-дю-Карусель и по мосту, он сидел рядом с ней, не отнимая рук от лица. Наконец он вытащил надушенный платок, вытер глаза и достал другую сигарету.

— Я в порядке! Так и скажи ей, Сюзи, хорошо? Было несколько моментов в прошлом, которые мне никогда не забыть, и из-за них я думаю о ней с благодарностью, а не со злостью. Прежде я не знал, что такое может быть… но это есть… А сейчас, когда все улеглось, я чувствую себя прекрасно — так и можешь ей сказать… Послушай, Сюзи… — он поймал ее руку, когда такси остановилось у ее гостиницы, — скажи ей, что я все понимаю, ладно? Я очень хочу, чтобы она это знала…

— Скажу, Нельсон, — пообещала она и поднялась одна в свою мрачную комнату.

Единственное, чего боялась Сюзи, так это того, что Стреффорд, вернувшись на другой день, отнесется к разговору предыдущим вечером как к «нервному припадку» и переведет все в шутку. Он, конечно, мог слишком сильно обидеться на ее выходку, чтобы искать встречи с ней сразу, — но нет, вряд ли, учитывая его легкий, современный подход к убеждениям и поведению. Возможно, больше всего его взволновало то, что она так открыто отказалась от обеда в посольстве.

Но в конце концов, почему она должна снова встречаться с ним? За последний месяц она объяснялась с ним достаточно, чтобы усвоить, как редко ей удается что-то ему объяснить. Если другой не понимает с первого слова, даже с первого взгляда, последующие разъяснения лишь углубляют непонимание. А она превыше всего хотела — и особенно после часа, проведенного с Нельсоном Вандерлином, — оставаться свободной, независимой, сохранить свое, с трудом возвращенное «я». Она села писать письмо Стреффорду — и это было лишь немногим менее мучительно, чем в тот раз, когда она писала Нику. Не потому, что она переживала хоть сколь-нибудь схожие чувства, но потому, что, как только созрело решение написать ему, ей приходили на память лишь его доброта и терпение, его добродушие и все другие качества, которые ей всегда нравились в нем, и потому, что ей было стыдно за свои колебания, которые должны были причинять ему такую боль и быть для него такими унизительными. Да, главным образом унизительными. Она знала: то, что она должна ему написать, ранит его гордость, в какие бы слова она ни облекла свой отказ; и перо колебалось, оказавшись перед неприятной задачей. Но тут она вспомнила слова Вандерлина о жене: «Было несколько моментов в прошлом, которые мне никогда не забыть…» — и фразу Грейс Фалмер, которую тогда поняла только наполовину: «Ты еще недостаточно долго замужем, дорогая, чтобы понимать, какими пустяками подобные вещи кажутся на весах воспоминаний».

Вот два человека, прошедшие дальше, чем она, в лабиринте супружеской жизни, преодолевшие тернистые этапы, и все же оба, один осознанно, другая полуинстинктивно, подтвердили непостижимую истину, о которой она уже догадывалась: что влияние замужества, начавшегося с обоюдного понимания, слишком глубоко, чтобы не проявиться даже в моменты бегства и разрыва.

«Настоящая причина в том, что ты не Ник» — вот что она написала бы Стреффорду, осмелься она сказать чистую правду; и Сюзи знала: что бы она ни написала, он слишком проницателен, чтобы не вычитать этого в ее словах.

Он подумает, это из-за того, что она все еще любит Ника… и, возможно, так оно и есть. Но если бы она даже продолжала любить Ника, разница между ними, в конце концов, не в этом, а глубже, в том, что их связывает, что очевидно живет дольше любви или превращает ее во что-то иное. Смей она надеяться, что Стреффорд поймет это, письмо было бы легко написать, но она знала, что как раз тут ему не хватит воображения, что он предпочтет объяснение очевидное и поверхностное.

«Бедный Стрефф… бедная я!» — подумала она, запечатывая письмо.

После того как она отправила его, ею овладело чувство пустоты. Она успешно избавилась от напрасных колебаний, сомнений, угрызений: здоровый организм легко все это отторгнул. Но в результате осталась странная пустота, в которой мысли носились с грохотом, как, наверное, в первые мгновения после смерти — пока не привыкнешь к ней. Привыкнуть быть мертвой — это, казалось ей, нужно было делать срочно. Это было так ново для нее — и жизненно необходимо! Как те, другие, учились не жить? Нельсон — ну, тот все еще мучится и, верно, никогда не поймет или не сможет передать усвоенный урок, когда справится с горем. Но Грейс Фалмер — неожиданно она вспомнила, что Грейс в Париже, и отправилась на ее поиски.

XXIV

Ник Лэнсинг далеко углубился в Кампанью. Он редко имел возможность распоряжаться своим временем, потому что у обоих, мистера и миссис Хикс появилась привычка все больше претендовать на его свободные часы; но в этот раз он просто ускользнул после ланча, доехав на трамвае до Порта-Салария,[29]а дальше отправился пешком в направлении Понте Номентано.[30]

Ему хотелось побыть одному и подумать; но теперь, когда он вырвался на волю, это оказалось таким же бесполезным, как все, за что он ни брался с тех пор, как покинул Венецию. Думать — но о чем? Будущее казалось ничтожным после того, как два месяца назад он получил коротенькое письмо от Сюзи, в котором та просила о разводе.

Письмо стало для него шоком — хотя ему казалось, что он давно готов к этому, — и в то же время, в другом смысле, облегчением, поскольку теперь, когда наконец обстоятельства заставили написать ей, они же подсказали ему и слова. И он написал коротко и просто, как только возможно, что не намерен чинить препятствий ее освобождению, что предоставляет себя в полное распоряжение ее адвоката, пусть тот пишет, а он ответит — и никогда не забудет времени, прожитого ими вместе, и будет вечно благодарен ей.

Вот и все. Он сообщил адрес своего римского банка и стал ждать ответного письма, но писем больше не было. Возможно, на выполнение «формальностей», какие бы они ни были, требовалось больше времени, чем он предполагал, и, не торопясь вновь обрести свободу, он не пытался узнать причину задержки. Однако с этого момента он считал себя фактически свободным и потому потерял всяческий интерес к своему будущему. Жизнь казалась ему тусклой, как в первые дни после лихорадки.