Книга Входят трое убийц - Франк Хеллер

Эбб выпрямился на стуле.

— Буйабес и салат с паприкой! Это как раз то, что мы ели! — пробормотал он. — Но неужто вы в самом деле думаете, что она — благородная старая дама, похожая на Мадонну, — способна была отравить нашу еду?

— Это яд только в сочетании с миндалем, не забудьте об этом. Внуки миссис Ванлоо обожали миндальние пирожные, может быть, это и подсказало ей мысль о карболовой кислоте. Она ведь обладала некоторыми познаниями в медицине. Помните, что она сказала доктору, когда он хотел прислать ей сиделку? «Кто выхаживал своего мужа, сына и внуков, знает не меньше, чем дипломированная сестра». Удерживая при себе внуков поочередно после ужина, она могла выбирать свою жертву с прицельностью охотника, вооруженного ружьем. Не забудьте, что кондитерская, которую она помогла открыть своей кухарке, расположена в двух шагах от виллы и внуки именно там любили проводить время по вечерам.

— Но, — запинаясь, выговорил Эбб, — мы могли пойти вместе с Артуром или Алланом в кондитерскую. И тогда…

Люченс кивнул.

— Неприятная мысль, не так ли? Но нынче вечером нам не оставили выбора. Когда она заметила, что я набрел на след ее второй тайны, она распорядилась подать всем на десерт миндальный торт. Я случайно услышал ее слова. Избежать этой судьбы должен был только юный Джон.

Директор банка сухо кашлянул.

— Вы можете доказать все эти утверждения?

— Если угодно, позвоните моему другу, шведскому профессору. Он сообщил мне названия зарубежных фирм, которые фабричным способом изготовляют бетафенолглюкозид. Среди них значится и парижская фирма «Пулан». А в ответ на мое письмо в фирму я как раз сегодня получил ответ, в котором говорится, что почтовое отправление от семнадцатого февраля, которое, как они надеются, в целости и сохранности дошло до их уважаемой клиентки миссис Ванлоо, содержало именно этот препарат. Но лучшее доказательство всего этого — она сама. Один раз, чтобы отвести все подозрения, она симулировала покушение на себя и так точно рассчитала дозу, что обманула всех нас. Сегодня, когда она поняла, что я знаю все, она не симулировала и уже не ограничилась вероналом. Вы же слышали, она умерла еще до того, как мы покинули виллу.

Эбб с трудом подыскивал слова:

— Она, — пробормотал он, — их родная бабка… Нет, это невозможно! Этого просто не может быть!

— Дорогой поэт, в этом мире возможно почти все. Наш друг Трепка высказал парадокс, что зло во вселенной соотносится с добром, как холод с теплом. Что абсолютный нуль лежит на уровне минус двухсот семидесяти трех градусов, но что абсолютный максимум нам неизвестен. Будем надеяться, что Трепка прав. Но и, не дойдя до абсолютного нуля, наша душа способна оледенеть от ужаса. Старая хозяйка виллы была натурой властной, сильной, непреклонной. Она была свидетельницей того, как один за другим умирали члены ее семьи — тесть, муж, сын. Она подвергла медицинскому освидетельствованию своих внуков и убедилась, что их здоровье оставляет желать лучшего. А когда они вдобавок стали раздражать ее своим поведением, она не колеблясь решила действовать. Но мне думается, я угадал, что было главным мотивом ее поступков — мысль о семейном наследстве. Оно претерпело одно за другим ряд основательных кровопусканий. Вы же знаете, как велик в этой стране налог на наследство. С больших состояний — а со слов Трепки мы знаем, что состояние Ванлоо очень велико, — взимается около пятидесяти процентов… Ее муж и сын сошли в могилу в течение короткого времени, и оба раза государство — ненавистная ей Французская Республика — потребовало свою долю. Вот почему при ней состояние было превращено в неотчуждаемый фидеикомисс. Она понимала, что может умереть в любую минуту, и, если бы ее внуки отошли в мир иной один за другим с такой же скоростью, что ее муж и сын, от богатства осталось бы только воспоминание. А вот если бы они умерли до нее… Понимаете ее мысль? От нее веет холодом, обращающим наши взоры к Востоку, которому она наполовину была обязана своим происхождением!

— И унаследовать все должен был юный Джон? — спросил Эбб.

— Именно! Он был здоров и вдобавок был «гордостью семьи»!

Директор банка вдруг оживился:

— Так, стало быть, это Ванлоо был четвертым посланцем императора? Имя не очень-то восточное, но…

— Но если вы напишете его как Ванг Ло, оно сразу покажется вам более восточным — не так ли?

— И он обманул доверие своего императора и, женившись, завладел частью оставленного им наследства! Но неужели вы в самом деле думаете, что белый человек, да еще банкир, мог бы допустить подобный брак?

— Я знал китайцев почти таких же белолицых, как европейцы, — не говоря уже о том, что они были куда более утонченными. И вы забываете одно: если бы первый Ванлоо исполнил поручение императора, деньги недолго оставались бы на попечении фирмы Манжиапан. Зато если бы он скрыл поручение — дело другое. А брак — проверенное средство объединить интересы двух разных людей.

Директор банка со сдержанным достоинством погасил сигару.

— Я сохраняю свою скептическую позицию, — объявил он. — Хотя признаю, что фирме Шюттельмарка не удалось выяснить, откуда берет начало состояние Ванлоо и что ваша теория прекрасно согласуется с моим представлением о Наполеоне как о величайшем режиссере всех времен и прототипе всех беззастенчивых дельцов. — Он покосился на Эбба в надежде вызвать взрыв негодования, который даст ему повод самоутвердиться. Но мысли поэта были заняты другим.

— Помните ли вы, Трепка, — спросил он полушепотом, — помните ли вы, как однажды утром в этой комнате вы смеялись над Люченсом? Он говорил, что одного анализа недостаточно, нужен еще и синтез. Вы насмехались над ним и спрашивали, не открыл ли он способ синтетического убийства — два сами по себе невинных вещества, соединившись, убивают! Нам пришлось стать свидетелями именно такого убийства! Разве вы этого не видите!

— Я вижу другое, — сказал директор банка, — Люченс ошибся, когда цитировал «Макбета», утверждая: «Входят трое убийц». На самом же деле трое убийц оказались тремя жертвами! И еще я вижу, что уже три часа ночи и пора ложиться спать всем, даже членам первого в Скандинавии детективного клуба!