Книга Возвращение танцмейстера - Хеннинг Манкелль

Он положил телефон на сиденье, выехал со стоянки и стал искать выезд на мост. Над водой по-прежнему стоял густой туман. Это, наверное, как смерть, вдруг подумал он. Раньше тут был перевозчик, он перевозил души умерших через Стикс – Реку Смерти. Теперь построили мост, стало еще проще: по мосту в туман – и в никуда.

На Эланде он свернул направо, проехал зоопарк и взял курс на юг. Он ехал медленно, встречных машин почти не было. Пейзаж за окном отсутствовал – все укутал туман. На какой-то стоянке он остановился и вышел из машины. До слуха доносился близкий шум моря, на каком-то корабле через равные промежутки времени включали ревун. В остальном над островом царила тишина. Ему вдруг показалось, что туман не только снаружи, что он медленно вползает в его сознание, укрывая белым покровом мысли и чувства. Он вытянул руку перед собой. Рука тоже была совершенно белой.

Он поехал дальше и чуть не проехал указатель с надписью «Лаванда – 2». Сразу вспомнился другой указатель, «Дунчеррет – 2». Швеция – страна, где все население живет в двух километрах от главной дороги.

Проселок, куда он свернул, был весь в выбоинах. По нему, по-видимому, ездили крайне редко. Дорога шла прямо вперед и исчезала в тумане. Наконец, он подъехал к закрытым воротам. Во дворе стояли старая «Вольво-440» и мотоцикл. Стефан выключил зажигание и вышел из машины. Мотоцикл был марки «Харлей-Дэвидсон». Со времен, когда он мотался по стране с мотоциклистом-кроссовиком, у него сохранились в памяти некоторые знания о мотоциклах. Это был не стандартный «Харлей», а дорогая машина, построенная, возможно, по индивидуальному заказу. Неужели восьмидесятивосьмилетний старик ездит на мотоцикле? Тогда он действительно в хорошей форме. Он открыл ворота и пошел по дорожке. Дома по-прежнему видно не было. Внезапно в тумане обрисовался силуэт человека, идущего ему навстречу. Это был крепкий, коротко стриженный парень, в аккуратной кожаной куртке и светло-голубой сорочке с расстегнутым воротом.

– Что вам надо?

Голос был пронзительно-громкий, почти крик.

– Я ищу Эмиля Веттерстеда.

– Зачем?

– Хочу с ним поговорить.

– А кто ты такой? Почему ты решил, что он захочет с тобой разговаривать?

Стефана возмутила такая наглость. Голос резал слух.

– Я хочу с ним поговорить о Герберте Молине. К тому же хочу поставить тебя в известность, что я из полиции.

Парень смотрел на него изучающе. Челюсти его ритмично двигались – он жевал жвачку.

– Подожди здесь, – сказал он. – Никуда не ходи.

Он исчез в тумане. Стефан медленно пошел за ним вслед. Через несколько метров он увидел дом. Парень скрылся в дверях. Дом был белый, длинный и узкий, с пристройкой у торца. Стефан ждал. Интересно, далеко ли отсюда до моря. Парень снова появился на крыльце.

– Я велел тебе ждать! – крикнул он своим пронзительным голосом.

– Не всегда получается, как хочется, – ответил Стефан. – Примет он меня или нет?

Тот кивком пригласил его следовать за ним. В доме пахло масляными красками. Лампы зажжены. Стефан пригнулся, входя в низкую дверь.

Парень провел его в заднюю комнату, длинная стена ее была полностью застеклена.

Эмиль Веттерстед сидел в кресле в углу. Колени его были укрыты одеялом, на столе рядом лежала стопка книг и очки. Парень встал за креслом. Лицо старика было изрезано морщинами. Редкие седые волосы. Но взгляд совершенно осмысленный и ясный.

– Я не люблю, когда меня беспокоят в отпуске, – сказал он.

Его голос был полной противоположностью голосу молодого напарника. Старик говорил очень тихо.

– Я буду краток.

– Я больше не принимаю заказов. К тому же ваше лицо меня не вдохновляет. Слишком круглое. Я люблю узкие, длинные лица.

– Я не собираюсь заказывать портрет.

Эмиль Веттерстед поменял позу. Одеяло соскользнуло с колен. Парень тут же подскочил и поправил его.

– А зачем приехали?

– Меня зовут Стефан Линдман. Я полицейский. Несколько лет я работал с Гербертом Молином в Буросе. Не уверен, сказали ли вам, что он мертв.

– Мне говорили, что его убили. Известно, кто это сделал?

– Нет.

Эмиль Веттерстед показал на свободный стул. Парень нехотя подвинул его Стефану.

– Кто говорил?

– А это важно?

– Нет.

– Это допрос?

– Нет. Просто беседа.

– Я слишком стар для бесед. Я перестал беседовать, когда мне было шестьдесят. К тому времени я наговорился вдоволь. Я не говорю сам и не слушаю, что мне говорят другие. За исключением моего врача. И нескольких молодых друзей.

Он улыбнулся и кивнул в сторону парня, несшего караул за его креслом. Странно все это. Кто этот парень, опекающий старика?

– Вы приехали, чтобы поговорить со мной о Герберте Молине. Но что вы, собственно, хотите узнать? И что там случилось? Убийство?

Стефан мгновенно принял решение – идти напрямую. Для Веттерстеда вряд ли важно, имеет он непосредственное отношение к следствию или нет.

– Мы не знаем мотива преступления, и у нас нет никаких явных улик, – сказал Стефан. – В таких случаях приходится копать довольно глубоко. Кто был Герберт Молин? Может быть, мотив убийства скрыт где-то в его прошлом? Эти вопросы мы задаем и себе и другим. Я имею в виду людей, которые были с ним знакомы.

Эмиль Веттерстед молчал. Парень продолжал разглядывать Стефана, не скрывая неприязни.

– Собственно говоря, – сказал старик, – я знал не столько Герберта, сколько его отца. Я был моложе его, но старше Герберта.

– Акселя Маттсон-Герцена? Офицера кавалерии?

– Старинный наследственный титул в их семье. Кто-то из его предков сражался под Нарвой. Шведы победили, но он погиб. У них была семейная традиция – каждый год отмечать победу под Нарвой. Я помню, у них дома на столе стоял большой бюст Карла Двенадцатого. И рядом в вазе всегда были цветы. До сих пор помню.

– Но вы не были родственниками?

– Нет. Однако мой брат кончил так же, как и Герберт.

– Министр юстиции?

– Именно он. Я всегда пытался отговорить его заниматься политикой. С его идиотскими взглядами.

– Он был социал-демократ.

Веттерстед буквально пробуравил Стефана взглядом.

– Я же сказал – его взгляды были идиотскими. Вы, наверное, знаете – его убил сумасшедший. Труп нашли на берегу под Истадом, под лодкой. Я никогда не навещал его. Последние двадцать лет его жизни мы совершенно не общались.

– А никакого другого бюста рядом с Карлом Двенадцатым не было?