Книга Тролли в городе - Елена Хаецкая

Из темной щели просунулась бумажка, на которой чернело длинное слово. Оно начиналось успокоительным «жил-». Впрочем, «жил-» могло оказаться и довольно зловещим, если учесть, что бывает с живым существом после того, как вытащить из него жилы. Но ведь, с другой стороны, в «жилах» содержится жизнь, как и в «квартире», поэтому два этих слова женщина сочла однокоренными, вполне близкими друг другу и достойными доверия.

Итак, неожиданная гостья имела отношение к жизни и смерти, что явно требовало более серьезного отношения к ней самой и к ее длинному слову.

И женщина стала читать дальше.

А дальше следовало ватное «-ком-», что, несомненно, говорило о неопределенности нравственных установок (впрочем, в большом городе дело обычное), и кусачее «-строй-», от которого у женщины почему-то сделалось уксусно во рту.

Все это ее насторожило, а последняя часть слова – «-сервис» – вообще привела в панику, поскольку эти звуки звенели, звякали, брякали и приводили душу в полнейшее расстройство. Они были как цепь, где все звенья разные, и почему-то женщине сразу представилось, что цепь эта – рабская и сковывает руки. Ибо чем же еще занимается «сервис», если не вопросами свободы и рабства?

«Ого, – подумала женщина, – ко мне явилась та, которая мнит себя хозяйкой моей жизни и моей смерти, моей свободы и моего рабства… И она дребезжит, и от нее укусусно во рту, и у нее вместо сердца комок ваты… Очень плохо».

Но ей пришлось открыть дверь, потому что бумага все-таки была настоящая, с печатью.

– У вас не заплачено за два последних месяца, – сказала гостья, втискиваясь в прихожую.

– Да, – призналась женщина, – но это только потому, что я потратила все деньги на детей.

Гостья смотрела в какие-то свои невнятные записи и, казалось, совершенно не слушала.

– Дело в том, что у меня в последний месяц родилось четверо детей, – продолжала женщина.

Разумеется, она понимала, что глупо вот так, с порога, выбалтывать сокровенную радость человеку абсолютно чужому, человеку, в котором что-то металлически лязгало и от которого сводило зубы. Но радость оказалась гораздо больше самой женщины, больше ее рассудка и едва ли не больше ее сердца, хотя сердце – тут уж признаемся сразу – было гораздо больше самой женщины и во многом превосходило ее рассудок.

Вот она и сказала:

– У меня теперь четверо детей.

– Подпишите здесь, – показала гостья из «жил…виса». – И здесь. Это Предписание. Вы должны заплатить в течение трех суток. Иначе с вас вычтут судебным порядком.

Женщина поставила подпись, и гостья ушла.

Бумажка осталась лежать, ужасно ненужная, просто вопиющая, как пластырь на гладкой смуглой коже.

Дети прибежали из спальни, где прятались от чужого человека, и разом все повисли на матери. Они ни о чем не спрашивали, просто висели. А их мать, счастливо смеясь, обняла их всех разом, и огромным живым комком они заковыляли прочь из прихожей.

Большой зеленый ящик для рассады стоял теперь не на подоконнике, как раньше, а посреди комнаты. Там лежали игрушки и крохотные спальные принадлежности. Впрочем, дети уже переросли ящик настолько, что туда помещалась разве что нога младшего из сыновей. Но выбрасывать его они не хотели, потому что это ведь была их общая колыбель.

Первой выросла младшая дочь, та, которую женщина намечтала себе с самого начала. Волосы у нее были как распрямленные пружинки, а глаза темные, со звездочкой посреди зрачка. Эта дочка была крепенькая, со спокойным нравом, но при случае запросто могла бы дать отпор любому обидчику. Кулачки у нее – ого-го! Как засветит в нос или в глаз – будешь потом плакать постыдными слезами.

Она выросла в полночь. Женщина не спала – смотрела, как набухает бугорок на поверхности земли, как высовывается оттуда крохотная ручка с настоящими пальчиками, – и даже дышать боялась. А потом она все-таки вздохнула и моргнула, и как раз в это самое мгновение девочка нащупала край ящика, ухватилась за него и выбралась на поверхность.

Она была совсем маленькая, но уже сейчас можно было рассмотреть в ней настоящую троллиху с изящным, слегка загнутым задорным хвостиком, который самой природой предназначен дразнить и сводить с ума.

Увидев над краем ящика верхнюю часть лица своей матери – застывший лоб, подрагивающие брови, заполненные влагой глаза, – девочка потянулась к ней, коснулась пальцами скул, царапнула веко.

– Моя младшая, – прошептала женщина. И посмотрела на второй бугорок, набухающий рядом с первым.

Уже родившаяся девочка проследила за ее взглядом и тоже заметила бугорок. Она хмыкнула, очень тихо (ведь она была совсем крохоткой!), и уселась на корточки, голенькая, возле этого бугорка. Когда земля расступилась и явилась макушка старшей дочери, младшая вцепилась в ее желтые волосы и помогла сестре преодолеть землю и явиться на свет.

Старшая дочь женщины тоже полностью соответствовала ожиданиям (не обманула старушка, которая так ведь и обещала, что вырастет все, что угодно для души!). Вторая юная троллиха казалась немного странной – отстраненной, если точнее, как будто здешний мир она рассматривала, стоя в сторонке и прикидывая, стоит ли вообще иметь с ним какие-либо дела. У этой девочки было удлиненное лицо, узкие желтые глаза и острые скулы.

Как и мечталось женщине, старшая сестра сразу же взялась заботиться о младшей и заплела ее пружинки-волосы в торчащие косички.

«Интересно, – подумала счастливая мать, – как много можно сказать о женщине, глядя на ее хвост. У старшей хвостик длинный, волосы на нем приглажены и глядят в землю. Такая женщина потребует от мужчины, чтобы он полностью отдался ей. В его жизни не будет ничего, кроме его любви к ней. Подвиги, пьянство, драки, поединки на обглоданных мослах, бешеные скачки на лошадях-людоедах, разграбленные деревни и сожженные замки – все это во имя любви к холодноватой, желтоглазой женщине с хвостиком, глядящим в землю. А у младшей хвостик загнут, он нахально и дерзко уставился в небо, и любовь ее будет совершенно другой. Она сама захочет скакать бок о бок с верным любовником на лошади-людоеде, она сама захочет сражаться с ним в поединке на обглоданных мослах – и горе ему, если он вздумает одержать верх!.. Ах, какие же разные они, мои дочки, и как же я люблю их!»

Тем временем родился и сын; ночь заканчивалась, близился рассвет. Мальчик был смуглый, с медовыми глазами и белозубой улыбкой, по-мужски ласковый и по-мужски солнечный. И это понравилось женщине даже больше, чем ее мечта.

А четвертое семечко, посеянное женщиной, пока что не прорастало. Но трое ее детей не знали об этом. Они уселись, сбившись в кучу посреди земляного ящика, и уставились на свою мать. Она сказала им:

– Я припасла для вас красивые носовые платки. Вы может завернуться, чтобы вам не было холодно. А когда вы подрастете, я куплю вам хорошую одежду, – и дала каждому по батистовому платку с узорами. Потом она спросила: – Дети, что бы вы хотели съесть? – И прибавила, видя, как они недоуменно переглядываются: – Я купила для вас хорошего, свежего фарша.