Книга Неоконченный пасьянс - Ольга Ракитина

— Ах это! — Гаевский натянуто засмеялся, но заметив, что его никто не поддержал, тут же оборвал смех. — Насчёт этой статуэтки с лапами льва и хвостом крокодила ничего не ясно. Возможно, её исчезновение никак не связано с убийствами.

— А я — то думал, что польский дворянин является хозяином своего слова, — негромко проговорил Шумилов. — А вы повели себя как брутальный прохвост. Порядочные люди верят друг другу на слово, но теперь оказалось, что вам верить на слово нельзя.

— Но — но, господин Шумилов, оскорбления чести смыаются кровью! — Гаевский вскочил со стула.

— Попытавшись обмануть меня, вы продемонстрировали, что сие сказано не про вас.

— Да я вас… — Гаевский сжал кулак, словно бы намереваясь ударить Шумилова, но тут неожиданно Иванов с силой ударил ладонью по столу.

Звонкий шлепок прокатился по комнате точно выстрел. Гаевский осёкся, недоумённо взглянул на своего напарника, с непроницаемым выражением лица сидевшего напротив.

— Владислав, сядь… — внушительно обронил Агафон. — Я тебя не понимаю…

И это краткое «не понимаю» прозвучало как приговор суда. Обескураженный Гаевский молча сел; по негодующему выражению лица было нетрудно понять, что он чрезвычайно раздражён и обуреваем жаждой мести, но привычка контролировать эмоции не позволила ему потерять голову.

— Ты, Владислав, зубами не скрипи, — между тем продолжил Агафон. — Тут дело такое: дал слово — держись. Либо говори как есть, либо вообще не начинай разговор, — и, повернувшись всем телом к Шумилову, заговорил уже другим тоном. — Из шкафа в библиотеке Александры Васильевны Мелешевич пропала статуэтка египетской богини Таурт из чёрного диорита. Статуэтка достаточно тяжёлая и большая, высотою больше двух вершков. О её ценности говорить можно только предположительно. Интересно то, что рядом с нею располагались другие древнеегипетские древности, изготовленные из золота и драгоценных камней. Их ценность несомненна. Они не занимали много места и были удобны для переноски. Совершенно непонятно, почему похититель, забрав крупный массивный предмет, проигнорировал ювелирные украшения.

— Диорит — это какой — то полудрагоценный камень? — поинтересовался Шумилов.

— Вовсе нет. Просто очень твёрдый, уступающий по твёрдости, пожалуй, только алмазу, — примирительно заговорил Гаевский. — Намного твёрже гранита и мрамора. Сейчас не существует техники, посредством которой можно было бы обрабатывать диорит. Для того, чтобы просверлить в нём отверстие, надо создать давление на сверло более двухсот пудов, а чтобы отполировать, нужен алмаз.

— А в древнем Египте, вы говорите, из такого камня делали статуи? — недоверчиво спросил Шумилов.

— Представьте себе. Это один из парадоксов цивилизации древних египтян. Потому — то сейчас она и вызывает большой интерес историков всего мира.

— Возможно, статуя богини Таурт на самом деле была очень ценной, — размышляя вслух, добавил Агафон. — Преступник это знал и поэтому похитил именно её, а не что — то другое. Дабы скрыть факт хищения из шкафа, он взял оттуда только один предмет. Отсутствие статуэтки не бросалось в глаза и если бы не опись вещей из этого шкафа, составленная убитой госпожой Барклай, мы бы даже и не догадались об исчезновении.

Шумилов поднял свою рюмку с коньяком, предлагая присутствующим выпить, и обратившись к Гаевскому, сказал:

— Вы, Владислав Анджеевич, на меня, пожалуйста, не негодуйте. Раз уж у нас зашёл здесь доверительный разговор, так давайте будем взаимно корректны. Я прекрасно понимаю, что рассказав о Ганюке, сообщил вам очень ценные сведения. И полагаю, что заслужил честный ответ. В тайну следствия я не лезу, слышанное от вас никогда не разглашал, так что ваше отношение ко мне совершенно непонятно. Я предлагаю сейчас выпить коньку, предать имевший место инциндент забвению и никогда более о нём не вспоминать.

Конфликт, так внезапно разгоревшийся, вроде бы оказался погашен. Гаевский выпил с Шумиловым и в дальнейшем вполне дружелюбно поддерживал общую беседу. Уже ближе к концу разговора Агафон Иванов в нескольких словах рассказал Шумилову об опознании Штромма домоправителем «яковлевки». Возможно, сказано это было не без скрытого умысла — сыщик хотел увидеть, заинтересуется ли Шумилов услышанным — но тот никакого любопытсва не выказал и сделал вид, что не придал сказанному значения.

Уже поздно вечером, лёжа в кровати и анализируя события прошедшего дня, Шумилов поймал себя на мысли, что в первый же день своих розысков уподобился путнику, ставшему на пересечении дорог посреди степи. Каждый из путей был равно предпочтителен, но при этом лишь один был способен вывести его к цели. Преступник, решившийся на двойное убийство в квартире Барклай, явно знал куда он пришёл и чем именно здесь поживиться. Он не схватился за меха или посуду, как это сделал бы любой залётный грабитель. Со слов полковника Волкова Шумилов знал, что убийца пренебрёг наличными деньгами и именными облигациями, хотя последние вполне можно было использовать для залога в ссудной кассе. Конечно, делать это в столице было слишком неосмотрительно, но преступнику достаточно было уехать куда — нибудь во Псков или Новгород (не говоря уже о более далёкой провинции) и там любой ростовщик принял бы эти облигации без всяких оговорок.

Сие означает, что убийца знал о величине возможной поживы и рисковал вовсе не ради двухсот рублей, оставленных им в письменном столе своей жертвы. От кого преступник мог получить сведения о богатстве Барклай, бывшей весьма скрытной женщиной и удивившей этим даже своего старого друга Волкова? Разумеется, от сына, хотя если верить Волкову, тот сам был немало удивлён, когда увидел извлекаемые из тайников драгоценности. Тем не менее, сын вполне мог неосторожными репликами дать подумать «наводчику», что его мать очень зажиточна, хотя сам он степень этой зажиточности даже не представлял.

Помимо сына, сведения о богатстве Барклай могли прийти к преступнику с другой стороны: через мебельного мастера. Следовало признать, что изготовление платяного шкафа и письменного стола со скрытыми полостями — заказ весьма нерядовой. Зажиточных людей в Санкт — Петербурге очень много, но основная их масса хранит ценности в домашних условиях либо в кустарно изготовленных тайниках, либо заказывает несгораемые шкафы. Здесь же такая архаика! Как это госпожа Барклай не догадалась кованый сундук заказать! Кто — то из мастеров или рабочих, связанных с изготовлением странной мебели, мог прекрасно догадаться о назначении скрытых полостей и запомнить заказчика. Конечно, в любой серьёзной мастерской принимают заявки и исполняют их разные люди. Разумный хозяин всегда будет стараться сохранить имя и фамилию своего необычного клиента в тайне. Однако, сие соображение вовсе не отменяет того, что сведения о Барклай могли попасть к преступнику именно через мебельную мастерскую.

Имеет ли смысл выходить на Петра Трофимова? Это был весьма известный в городе мастер с безупречной репутацией. Шумилов не сомневался, что сам Пётр Трофимов к убийству Александры Васильевны не имел ни малейшего отношения. Разумеется, хозяин мебельной мастерской приложит все усилия для того, чтобы оградить своё заведение от каких — либо подозрений, поскольку в этом деле он рискует репутацией. Очевидно, что рассчитывать на благожелательное сотрудничество с его стороны не приходится.