Книга Голубая звезда - Жюльетта Бенцони

Упомянутый костюм оказался в родной стихии, когда лакей в английской ливрее сдал гостя с рук на руки дворецкому, а тот – секретарю, – от всех троих за милю пахло Лондоном. Дом же представлял собой нечто среднее между Британским музеем и Букингемским дворцом. Хозяин явно был богат, но обделен вкусом, и Морозини с грустью взирал на это нагромождение античных шедевров, среди которых были и немыслимо прекрасные, как, например, «Дионис» Праксителя, зажатый между критским быком и двумя витринами, буквально ломившимися от великолепных греческих ваз. В этих залах хватило бы экспонатов на два музея, да еще осталось бы на три-четыре антикварных магазина.

«Я начинаю верить, что ему не хватает места, – сказал себе Морозини, следуя за прямой как палка фигурой секретаря, – но скромного особняка тети Амелии вряд ли хватит. Ему бы купить дворец или какой-нибудь пустующий вокзал...»

Они поднялись по лестнице, на ступенях которой теснились римские матроны и патриции, и вошли в просторный кабинет – очевидно, именно сюда забирался ночью Видаль-Пеликорн. Альдо показалось, будто кончился бредовый сон и он перескочил сразу через несколько столетий: на всех стенах сплошь книги до самого потолка, пол устлан роскошным персидским ковром удивительного, яркого и одновременно глубокого красного цвета, а из мебели – только большой стол из черного мрамора на бронзовых ножках, кресло и два стула испанской работы XVI века, достойных Эскориала.

Кресло хозяина дома стояло у высокого окна, но даже против света Альдо хватило одного взгляда, чтобы узнать в человеке, который с учтивым поклоном поднялся ему навстречу, того, кто следовал за Анелькой в парке Монсо, – мужчину с черными глазами и седыми волосами.

– Мы, похоже, уже где-то встречались... произнес хозяин с лукавой улыбкой. – Похоже также, что мы оба – ценители женской красоты.

У него был удивительный голос, напомнивший Альдо голос Симона Аронова, – такой же теплый, бархатистый, чарующий. В нем, должно быть, и крылся главный секрет обаяния этого загадочного человека. Рука, которую он протянул гостю, – и Морозини без колебаний пожал ее, – была крепкой, взгляд – прямым. Альдо улыбнулся в ответ, хоть и ощутил в сердце укол ревности: пожалуй, полюбить Фэррэлса легче, чем он предполагал...

– Памятуя об обстоятельствах этой встречи, я вынужден принести свои извинения жениху графини Солманской, – сказал он. – Я, честное слово, не предполагал, что проявляю неучтивость. Дело в том, что мы вместе ехали в Северном экспрессе и даже один раз отобедали вместе. Я хотел только поздороваться с ней, поболтать немного, но мне показалось, что, увидев меня в парке, графиня испугалась: она не захотела меня узнать. Я даже подумал, что меня ввело в заблуждение невероятное сходство...

– Такое сходство невозможно! Моя невеста неповторима, и ни одна женщина не может сравниться с нею, – с гордостью произнес сэр Эрик. Но прошу вас, возьмите стул, присаживайтесь и скажите мне, чему я обязан удовольствием видеть вас.

Альдо сел на старинный стул, с особой тщательностью расправив складку на брюках – это дало ему несколько лишних секунд на размышление.

– Вы, надеюсь, извините меня, что я снова возвращаюсь к разговору о графине, – начал он с рассчитанной медлительностью. – Когда мы прибыли в Париж, я был просто ослеплен ее красотой... но еще больше – красотой кулона на ее шее. Эту редкостную драгоценность я разыскиваю уже почти пять лет.

Как будто молния сверкнула под густыми бровями Фэррэлса, но губы его по-прежнему улыбались.

– Согласитесь, что этот кулон прекрасно смотрится на ней, – протянул он слащавым тоном, от которого в Альдо шевельнулось раздражение: ему вдруг показалось, что собеседник над ним насмехается.

– Он прекрасно смотрелся и на моей матери... разумеется, до того, как ее убили, чтобы украсть сапфир! – произнес он таким ледяным тоном, что улыбка тотчас исчезла с лица сэра Эрика.

– Убили? Вы уверены, что не заблуждаетесь?

– Разве только если счесть большую дозу сильнодействующего яда в конфетах методом лечения. Княгиню Изабеллу убили, сэр Эрик, убили, чтобы украсть сапфир, переходивший в ее семье из поколения в поколение, который был спрятан в одной из стоек ее кровати – об этом специально оборудованном тайнике было известно только ей и мне.

– И вы не заявили властям?

– К чему? Чтобы они заварили чудовищную кашу, осквернили тело моей матери и замарали наше имя? Испокон веков мы, Морозини, предпочитаем вершить свой суд сами...

– Это я могу понять, но... окажете ли вы мне честь, поверив на слово, что я ничего... повторяю, абсолютно ничего не знал об этой драме?

– Может быть, вам известно хотя бы, как сапфир попал к графу Солманскому? Ваша невеста как будто убеждена, что он достался ей от матери, и у меня нет оснований сомневаться в ее искренности...

– Она говорила об этом с вами? Где? Когда?

– В поезде... после того, как я не дал ей выброситься на полном ходу!

Матовое лицо Фэррэлса внезапно побледнело и приобрело странный сероватый оттенок.

– Она пыталась покончить с собой?

– Когда человек собирается выпрыгнуть из мчащегося поезда, его намерения, по-моему, ясны.

– Но почему?

– Быть может, потому что она не вполне согласна с отцом в вопросе замужества? Вы... на редкость прекрасная партия, сэр Эрик, вы вполне способны ослепить человека, чье состояние, очевидно, уже не то, что было прежде... но молодая девушка смотрит на вещи иначе.

– Вы удивляете меня! До сих пор она казалась мне вполне довольной.

– Настолько, что не посмела узнать попутчика, потому что вы шли следом? Может быть, она боится?

– Надеюсь, не меня? Я предлагаю ей жизнь, достойную королевы, и готов быть самым добрым, кротким и терпимым мужем.

– Я не сомневаюсь в этом. Скажу вам больше: встреча с вами, должно быть, оказалась для нее приятным сюрпризом. Но вот ее отец... Нрав у него, как мне кажется, крутой... и он во что бы то ни стало хочет устроить этот брак. Не меньше, чем вы хотите получить мой сапфир. На этот счет мне хотелось бы услышать от вас разъяснения. Вы не коллекционируете камней, даже представляющих историческую ценность. Почему же вы любой ценой стремитесь завладеть этим сапфиром?

Сэр Эрик встал с кресла, подошел к письменному столу, оперся на мраморную столешницу, сцепил кончики пальцев и в задумчивости почесал ими нос.

– Это очень давняя история, – вздохнул он. – Вы сказали, что ищете «Голубую звезду» – так всегда называли этот сапфир в моей семье! – почти пять лет? А я ищу ее вот уже три столетия.

Морозини ожидал чего угодно, только не этого. На миг ему подумалось, не сошел ли его собеседник с ума. Но нет, он не бредил и был вполне серьезен.

– Три столетия? – повторил Альдо. – Признаюсь, я вас не понимаю: здесь, наверно, какое-то недоразумение. Во-первых, я никогда не слышал, чтобы вестготский сапфир, или сапфир Монлоров, назывался иначе...