Книга Повелитель разбитых сердец - Елена Арсеньева

– А ты меня спроси, как Иван Фролов из камеры вышел? – вдругпредлагает мне Костин сокамерник.

– А кто такой Иван Фролов? – таращу я глаза, совершенно неудивляясь его мгновенному переходу на «ты». Удивляться следовало, что онсначала меня на «вы» звал, нынче это совсем не в моде! – Я не знаю никакогоИвана Фролова…

– Ну и дуры вы, бабы! – ахает мой собеседник. – Кто ИванФролов, главное! Кто ж больше, как не я? Имя мое такое – Иван Фролов. Твоегобрательника, стало, Константин Лазарев зовут, а меня – Иван Фролов.

Смотрю в его бледно-голубые глаза и, призвав на помощьостатки самообладания, произношу сквозь зубы:

– Ну и как же Иван Фролов вышел на волю?

И юноша вот что мне рассказывает, то и дело прерываясь ипринимаясь испуганно озираться.

Оказывается, в Предварилку Иван Фролов попал случайно. Самон извозчик, который был нанят каким-то человеком. Тот велел ему приехать вуказанное время по указанному адресу, а приехав, зайти в дом и забрать багаж.Фролов прибыл, как уговорились, вовремя, в дом вошел… и обнаружил на полу труптого самого человека, который его нанял. Кинулся вон, однако ни лошади, нивозка своего не нашел. Угнали какие-то злые люди! А тут нагрянула милиция. ИФролова едва не приговорили скорым революционным судом к расстрелу прямо наместе, потому что убитый оказался каким-то если не комиссаром, то егоподручным. Как ни надсаживался Фролов, как ни пытался доказать, что онизвозчик, никто его не желал слушать. И это понятно: возка и лошади-то нет!Потом суровая матросня смилостивилась, стрелять его не стала. Отвели его вПредварилку: то ли за убийство, то ли за соучастие, он хорошенько не понял. Анадо сказать, что есть у Фролова в Питере старший брат. Спекулянт, но оченьумный человек: продукты меняет только на золото и бриллианты. Фролов у него каксын, брат его очень любит и положил себе непременно младшего спасти. Кто-тосказал ему, что один из помощников страшного Рончевского, следователяПредварилки, имеет на своего начальника некоторое влияние и может за хорошуюмзду оказать на него воздействие. Брат Фролова сыскал к нему подходец – иосмелился предложить взятку продуктами и мануфактурой. Помощник вежливо еговыслушал и покачал головой: он-де берет только брильянтами, что и понятно:человеческая жизнь – штука драгоценная! Пришлось любящему брату тряхнутьзапасцы. Новым приношением помощник Рончевского остался весьма доволен ипосулил Ивана освободить. Что он и сделал, а напоследок ухитрился шепнутьФролову, что готов оказать подобную услугу кому угодно, чья родня не станетскупиться. Иван сообщил это первому попавшемуся сокамернику – Косте Лазареву, апотом пришли конвоиры и чуть не взашей вытолкали его на свободу. Костя только иуспел, что крикнул Ивану: «Разыщи мою сестру!»

– Понятно, зачем, барышня?

Этот вопрос бледный юноша задает очень сердито. Наверное,то, что я стою молча, недвижимо, не рыдаю, не целую ему из благодарности руки,кажется ему чем-то диким. А на меня вдруг напал словно бы столбняк отпотрясения и облегчения.

Да неужели жизнь и свобода моего брата зависят от такоймалости, как несколько радужно сияющих камушков? У нас с Костей сохранилисьдрагоценности покойной матери. Гарнитур: колье, перстень, серьги, браслет,которые так и струятся алмазными реками. Сказать правду, у меня давнопоявлялась мысль воспользоваться ими, чтобы купить жизнь и свободу брату, я несомневалась, что это реально, однако просто не знала человека, которому можнопредложить сделку. Ну что ж, как говорится, на ловца и зверь бежит!

Кому-то, может статься, покажется странным, что я так слепоповерила человеку, которого вижу в первый раз в жизни. А впрочем, что такого?Наверное, дело в том, что мысль о взятке уже зрела в моей голове. Кроме того,окажись Иван Фролов обходительным, вежливым, приятным во всех отношениях, янемедля заподозрила бы в нем проходимца. А он был настолько неприятен мне,настолько не заботился произвести как можно лучшее впечатление, что я невольноначала ему доверять.

– Пойдем, – сказал он, маня меня рукой, – пойдем, я покажутебе, кто в помощниках у Рончевского.

Мы возвращаемся в приемную, и незнакомец с видом чрезвычайноделовым заглядывает в окошечко пропускной барышни. Та все еще занята болтовнейсо своим кавалером в тельняшке.

Впрочем, как только Иван Фролов мелькает перед окошком раз идругой, флирт прекращается. Дверца открывается, и я могу отчетливо разглядетьлюбителя карт и коньяку. По его голове, конечно, прошелся щипцами либо Жан либоЭжен – такой уж у матросика игривый хохолок! У него тельняшка с декольте итоненькая золотенькая цепочка на шее. А какие клоши ! Из каждой штаниныприготовишке пальто выйдет!

Невольно застеснявшись такого великолепного зрелища, опускаюглаза и вижу, что матрос обут в лаковые штиблеты. А носочки тоненькие,сиреневые: не из тех ли шести тысяч пар, которые нашли в гардеробе императораНиколая и распределили между пролетариатом, как сообщила газета «Правда»?

А вообще-то вид у матросика не грозный – у него вид веселогоувальня. Так и видно, что он набрался манер у своего шефа Рончевского. Про тогоговорят, что он – душка-чекист, бывший правовед, допросы ведет в стиле салоннойболтовни, сыплет французскими фразами, а затем – к стенке!

Завидев меня в обществе Фролова, душка-матрос принимаетважный вид, окидывает меня внимательным взором с головы до ног, а потом дваждыкивает. Вслед за этим он удаляется к даме своего сердца, закрыв за собой нетолько дверь, но и окошко. Видимо, справок никаких сегодня выдавать больше небудут.

Я смутно догадываюсь, что его значительные кивки означалиодобрение моей кандидатуры. То есть взятка от меня, скорей всего, будетблагосклонно принята. И даже, может быть, она спасет Костю!

– Когда принесешь камни? – жадно спрашивает Иван Фролов.

И тут я сделала нечто, чему и по сей день не могу найтиоправдания и понимания. Может быть, этим я погубила Костю. Может быть, спасласебя. Не знаю! Остается уповать мне лишь на то, что все мы ходим под богом. Ихотя в последнее время случилось столько событий, что можно усомниться вмилосердии господа нашего, я все ж уповаю на его неизреченную мудрость. Я верю,что отвечала Фролову, действуя по божьему произволению и наущению.

– Когда принесу? – бормочу я после некоторого молчания. – Акогда нужно? Завтра? Послезавтра? Или в следующую пятницу?

Я убеждена, что Фролов прикажет сделать это вообще сегодня,ну, хотя бы завтра. Однако он важно кивает: