Книга Худой мужчина - Дэшил Хэммет
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что принадлежит тебе?
– Эти облигации, эти деньги.
– Какие облигации? Какие деньги?
Она подошла к столу и выдвинула ящик.
– Видишь?
В ящике лежали три пачки, перехваченных широкими резинками облигаций, поверх которых лежал розовый чек на десять тысяч долларов компании «Парк Эвенью Траст», выписанный на имя Мими Йоргенсен, подписанный Клайдом Милером Уайнантом и датированный третьим января тысяча девятьсот тридцать третьего года.
– Датирован пятью днями раньше действительного срока, – сказал я. – Что за чушь?
– Он сказал, что сейчас на его счету не наберется такой суммы, и он, вероятно, не сможет в течение еще двух-трех дней сделать новый вклад.
– По этому поводу разразится настоящая буря, – предупредил я ее. – Надеюсь, ты к ней готова.
– Я не понимаю, почему, – запротестовала она. – Не понимаю, почему мой муж – мой бывший муж – не имеет права обеспечить меня и своих детей, если он этого хочет.
– Хватит, Мими. Чем ты его купила?
– Купила?
– Ну да. Что ты пообещала сделать в ближайшие несколько дней? Ведь он пригрозил устроить все так, что если ты этого не сделаешь, деньги по чеку получить будет невозможно, верно?
Она состроила гримасу, выражавшую нетерпение.
– В самом деле, Ник, иногда со своими дурацкими подозрениями ты производишь впечатление недоумка.
– Я учусь быть недоумком. Еще три урока, и можно будет получать диплом. Но помни, я предупреждал тебя вчера, что ты, возможно, окончишь свои дни в...
– Прекрати, – крикнула она и закрыла мне рот своей ладонью. – Зачем ты постоянно твердишь это? Ты ведь знаешь, меня это сводит с ума, и... – Голос ее смягчился, и в нем появились льстивые интонации. – Ты же видел, что мне пришлось пережить в последние дни, Ник. Неужели ты не можешь быть хоть чуточку добрее?
– Не беспокойся насчет меня, – сказал я. – Беспокойся насчет полиции. – Я опять подошел к телефону и позвонил Элис Куинн. – Это Ник. Нора сказала, что ты...
– Да. Ты не видел Харрисона?
– Нет, с тех пор, как привез его к тебе, не видел.
– Если увидишь, не говори ему о том, что я нагородила тебе вчера вечером, ладно? Я сказала это не всерьез, совсем не всерьез.
– Я и не думал, что ты говорила всерьез, – заверил я ее. – Кроме того, я в любом случае ничего бы ему не сказал. Как он себя сегодня чувствует?
– Он ушел.
– Что?
– Он ушел. Он меня бросил.
– Он и раньше уходил. Он вернется.
– Я знаю, но на сей раз мне страшно. Он не поехал в контору. Надеюсь, он просто напился где-то и... но на сей раз мне страшно. Ник, ты думаешь, он и правда любит эту девушку?
– По-моему, он сам полагает, что любит.
– Он тебе так говорил?
– Если бы и сказал, то это ничего бы не значило.
– Как ты думаешь, имеет смысл с ней поговорить?
– Нет.
– Может, ты с ней побеседуешь? Ты думаешь, она его любит?
– Нет.
– Что с тобой? – раздраженно спросила она.
– Нет. Я не дома.
– Что? А, ты имеешь в виду, что звонишь из какого-то места, где тебе неудобно говорить?
– Правильно.
– Ты... ты у нее дома?
– Да.
– А она там?
– Нет.
– Ты думаешь, она с ним?
– Не знаю. Не думаю.
– Может, позвонишь мне, когда сможешь спокойно говорить, или, еще лучше, навестишь меня?
– Конечно, – пообещал я и повесил трубку.
Голубые глаза Мими насмешливо наблюдали за мной.
– Кое-кто всерьез обеспокоен проказами моей дочурки? – Не дождавшись от меня ответа, она рассмеялась и спросила: – Дороти до сих пор строит из себя убитую горем деву?
– Наверное.
– Она всегда будет изображать саму невинность, – пока рядом будут люди, готовые ей верить. И ты, Ник – подумать только! – попался на ее удочку, ты, который боится верить даже в... ну... в то, например, что я всегда стараюсь говорить только правду.
– Это мысль, – сказал я. Прежде, чем я успел продолжить, в дверь позвонили.
Мими открыла врачу – он представлял собой кругленького, пухленького, слегка сгорбленного пожилого мужчину, с пингвиньей походкой, – и провела его к Гилберту.
Я опять открыл ящик стола и посмотрел на облигации; их общая номинальная стоимость, прикинул я, составляла тысяч шестьдесят, а на бирже за них дали бы сразу примерно четверть или треть этой цены.
Когда в дверь вновь позвонили, я задвинул ящик и впустил Маколэя. Он выглядел усталым. Не снимая пальто, он уселся и сказал:
– Ну что ж, говори – я готов к самому худшему. Что ему здесь было нужно?
– Пока не знаю, Мими только успела показать мне облигации и чек.
– Об этом мне известно. – Он покопался в кармане и протянул мне письмо:
"Дорогой Герберт!
Сегодня я передам миссис Мими Йоргенсен ценные бумаги, перечисленные ниже, а также чек «Парк Эвенью Траст» на десять тысяч долларов, датированный третьим января. Прошу тебя позаботиться о том, чтобы к этому дню на счету было достаточно денег для выдачи по чеку. Я мог бы предложить, чтобы ты продал еще какие-нибудь акции, однако полностью полагаюсь на твое решение. Судя по всему, я не смогу сейчас оставаться в Нью-Йорке и, вероятно, вернусь сюда только через несколько месяцев, но время от времени я буду давать о себе знать. Прошу извинить за то, что не могу задержаться до вечера и встретиться с тобой и Чарльзом.
Искренне твой,
Клайд Миллер Уайнант"
Под размашистой подписью находился список облигаций.
– Как оно к тебе попало? – спросил я.
– С посыльным. Как ты думаешь, за что он заплатил ей?
Я покачал головой.
– Я пытался выяснить. Она сказала, что он хотел «обеспечить ее и своих детей».
– Это вероятно, как вероятно и то, что она говорит правду.
– Я хотел спросить насчет облигаций, – сказал я. – Мне казалось, что все его состояние находится в твоих руках, верно?
– Мне тоже так казалось, но этих облигаций у меня не было, и я даже не знал, что они существуют. – Он поставил локти на колени и подпер голову руками. – Если сложить все те вещи, о которых я не знаю...
В гостиную вошли Мими и врач. Слегка натянуто Мими сказала Маколэю:
– О, добрый день. – Они пожали друг другу руки. – Это доктор Грант – мистер Маколэй – Мистер Чарльз.