Книга Двойной удар Слепого - Андрей Воронин

«Ресторан „У Константина“» – прочел Мерцалов довольно скромную вывеску и толкнул ладонью металлическую, облитую белым пластиком дверь. Та мягко поддалась, и он попал в полутемное фойе. За перегородкой скучал гардеробщик, бравого вида мужчина лет сорока-пятидесяти.

«Ну вот, – отметил Мерцалов, – и здесь сидит отставной военный. Такая же участь была уготована и мне. С моими знаниями, с моим опытом принимать пальто у разжиревших жуликов и ждать, пока они, расщедрившись, положат тебе в ладонь доллар-другой. Наверняка этот мужик раньше был полковником, для майора он имеет слишком холеное лицо».

И Мерцалов ощутил приятное злорадство, охватившее его душу, когда бывший военный с поклоном принял от него пальто и шляпу, а затем расплылся в подобострастной улыбке при виде того, как Мерцалов вытаскивает из портмоне деньги – те самые, которые получил от, разговорчивого валютчика в Смоленске.

– Держи, отец, – буркнул Мерцалов, хотя по возрасту в сыновья гардеробщику никак не годился.

Но люди после тридцати словно попадают в разные измерения, в каждом из которых время течет по-своему. Одни стремительно стареют, обзаводятся сединой, отращивают животы, другие же, такие, как Мерцалов, будто консервируются. Лишь только глаза выдают их, да кожа рук становится жестче и грубее.

В зале ресторана, обставленного без показной роскоши, было довольно уютно. Повсюду зеленели искусственные деревья в кадках, столики были отгорожены один от другого невысокими стеночками. Заведение, похоже, большой популярностью не пользовалось. Посетителей в это время сидело в нем мало. Из шестнадцати столиков, имеющихся в зале, занятыми оказалось всего лишь шесть. Да и то три из них были сдвинуты вместе, и за ними расположилась довольно неприятная компания – то ли грузины, то ли армяне – короче, лица кавказской национальности, наверняка уже давно обитающие в Москве. Они, отчаянно жестикулируя, громко, в полный голос, разговаривали, почти кричали, то и дело из бурного потока иноязычной речи вырывался разухабистый русский мат, и можно было подумать, что кавказцы ссорятся. Но едва ли, скорее всего, они вели деловой разговор. Языка, на котором они беседовали, Мерцалов не знал.

Распорядителя в зале не наблюдалось.

Мерцалов сел там, где ему понравилось – возле самого окна, – и стал смотреть сквозь полупрозрачную тюлевую занавеску на улицу. Он все еще находил для себя новые впечатления, и теперь его очередным открытием было то, что московские женщины за время его отсутствия стали куда привлекательнее, чем раньше.

То ли косметика сделала свое дело, то ли новые фирменные шмотки, а может, это дыхание свободы придает людям красоту.

Мерцалов перехватил взглядом официанта, идущего по залу.

«Ну вот я и дома, – с иронией поздравил себя Мерцалов, – смотрю на халдея, а он ноль внимания. Хоть бы кивнул, сказал бы, что подождите минутку, сейчас обслужу клиентов… Да если даже деньги не в состоянии изменить бывших моих соотечественников, значит, их уже ничто не изменит. Здесь можно жить».

На обратном пути официант все-таки удосужился сделать несколько шагов в сторону и положил на стол Мерцалову меню в толстой фирменной кожаной папке.

Меню на двух страницах, довольно скромное. Большую часть в нем занимало перечисление тех продуктов, которые можно найти в каждом коммерческом киоске даже в самой глухой провинции. Всякие батончики, сомнительных сортов сигареты, шоколад, жевательная резинка. Экзотические названия Мерцалова не интересовали вовсе.

Пробежав глазами названия холодных закусок, он облизнулся: «Есть-таки! Вот она – сельдь с луком. Теперь присмотрим себе первое блюдо».

Свой выбор Мерцалов остановил на борще, при этом, правда, подумал: «Наверняка свекла окажется консервированной. Но для начала сойдет. Это потом я сделаюсь более разборчивым, а пока дело даже не во вкусе, а в самих названиях: „Сельдь с луком“, „Борщ“, „Щи“… А вот шницель в панировочных сухарях и моя любимая жареная картошка с консервированным зеленым горошком».

Картина оказалась бы завершенной, если бы Мерцалов заказал еще и компот из сухофруктов. Но этого «яства» советских времен в ресторане «У Константина» уже не водилось. Пришлось довольствоваться кофе, минеральной водой и ста пятьюдесятью граммами водки.

Официант принял заказ и удалился на кухню. Мерцалов огляделся.

Как и всякий профессионал, он смотрел на окружающий мир в своем особом ракурсе. Автомеханик не видит на улице просто машины – он замечает, какая из них побывала в ремонте, где новая покраска, а где еще заводская. Гаишник, даже возвращаясь со службы, невольно отмечает все нарушения правил дорожного движения. Мерцалов же не мог видеть перед собой просто зал ресторана. Он непроизвольно оценивал помещение с точки зрения удобства совершить покушение и обеспечить себе безопасный отход.

«Дверь у них со стороны улицы одна, – рассуждал Мерцалов, – значит, продукты с этой стороны они не подвозят и наверняка существует другой вход, черный, для персонала и грузчиков – тот, через который сюда вносят ящики с продуктами и напитками. Зальчик небольшой, значит, кухня еще меньше. Если нужно исчезнуть, больших проблем с этим не возникнет. Достаточно воспользоваться выходом на кухню – и проблема решена сама собой».

Официант поставил перед Мерцаловым заветную сельдь с луком, обильно политую подсолнечным маслом – не рафинированным, не безвкусным, а чуть мутноватым, отчетливо пахнущим подсолнечными семечками. И Мерцалов взялся за еду. Он отламывал небольшие кусочки черного хлеба, корка которого была усыпана шариками кориандра, и макал этот хлеб в чуть солоноватый, пахнущий рыбой рассол, смешанный с растительным маслом.

Давно он уже не испытывал такого удовольствия, особенно если учесть, что впереди его ждало свидание с жареным картофелем, шницелем и консервированным зеленым горошком. Мерцалова уже не раздражал мат, доносящийся от столика, занятого кавказцами, наоборот, он согревал душу. И если раньше Олег брезгливо кривился, заслышав русскую нецензурщину на улицах Рима или Лондона, то теперь она звучала для него вполне естественно.

«Да, – подумал Мерцалов, – слышать мат здесь, в России, это то же самое, что наблюдать жизнь хищных зверей в естественных условиях их обитания. Что на Западе понимают в свободе? – он усмехнулся. – Свобода – это возможность расслабиться, чего они не умеют делать напрочь», – и он с удвоенной энергией набросился на жирную атлантическую сельдь, из которой на кухне удалили далеко не все кости.

В этот момент дверь ресторанчика отворилась, и в нее вошел неприметный мужчина, крепко сложенный, с внимательным цепким взглядом. Он приехал на скромных «жигулях», которые, правда, были не его собственностью, а казенными. В кармане у него лежало удостоверение ФСБ на имя капитана Сергачева. Начиная с десяти часов утра капитан наведывался в небольшие московские ресторанчики, кафе. Такое задание получил не только он, а еще семь сотрудников управления, возглавляемого генералом Потапчуком. Каждому из них была выдана фотография Мерцалова и установка: наемного убийцу не задерживать, при его обнаружении тут же сообщить руководству и начинать слежку.