Книга Славия. Паруса над океаном - Александр Белый

– Ясное дело, не тупой.

– Тогда о том, что делать дальше, говорить не буду, сам знаешь, но в атаку пошлешь вот их, – кивнул на стоящего рядом с гордо задранным вверх подбородком Мбуязу. Увидев, как Иван скептически скривился, добавил: – Они стали воинами, им нужно пройти боевое крещение и пролить вражескую кровь, ясно?

– Ага. – Он теперь немного другими глазами посмотрел на новобранцев и утвердительно кивнул: – Это дело нужное.

– Индода, – повернулся к Мбуязе, показал на Ивана и с помощью известных из той жизни слов попытался донести приказ: – Хамбе за индуна инкоси. Зи умунту теотси. Хамба зи булела.

– Алаай! – коротко, но радостно прозвучало в ответ, и по улыбающимся физиономиям стало ясно, что они своего «инкоси саар зулу» – правителя, посланного небесами, прекрасно поняли. Все аборигены посмотрели на Ивана и согнулись в поклоне.

– Что ты им нащелкал? – удивленно спросил тот.

– Назвал воинами и сказал, что ты как новый заместитель правителя пошлешь их в бой. А вооруженные люди наверху – это наши враги и их нужно убить.

– Ничего себе сказанул, и откуда только знаешь этот дикарский язык?

– Наши действия всем ясны? – не ответив на его вопрос, обвел взглядом окружающих, хлопнул по плечу лейтенанта Карнауха. – Идем, с твоим взводом выдвигаюсь на левый фланг, берем на себя их резерв. Все, развод окончен, свободны, шагом марш!

Наблюдая за действиями противника, мы сблизились с ним метров до трехсот. Могли еще сократить дистанцию, но, увидев в стане врага нездоровое шевеление и предположив, что дикари и сами сейчас могут ринуться в атаку, немедленно приказал пулеметчикам готовить стрелковые позиции. Эти действия тоже заняли немного времени, какую-то минуту: вторые номера скинули с вьюков станки и уже вместе с первым номером установили ствольный блок.

Основные силы противника, нацеленные на центральный участок наших войск, возглавляемый Иваном Тимофеевичем, отвлекаться на нашу небольшую фланговую группу вряд ли станут, но их сотня резерва, надеюсь, посчитает нас законной добычей.

В момент, когда, казалось бы, противник должен был пойти в атаку, приглушенные расстоянием, друг за дружкой хлопнули вышибные заряды, и в небо, жутко воя, устремились два пристрелочных «дымаря». Данко Ангелов сработал вовремя. Уже после третьего боевого выстрела взял основную группировку противника в клещи и устроил в рядах туземцев форменный кавардак.

Бело-красные вспышки взрывов вспучивали землю под ногами вражеских воинов, а громкие звуковые удары тяжело били по барабанным перепонкам. Плоть дикарей рвало на куски, мелкие осколки сталистого чугуна косили косой смерти по три-четыре человека одновременно, а другим пяти-шести наносили ранения различной степени тяжести.

Даже подготовленным бойцам в таком бою должно быть страшно. И здесь вражеские воины тоже в ужасе метались из стороны в сторону, но с поля боя не побежали. Вот прямо на месте падали, то ли от ранений, то ли от контузий, то ли от ужаса, но убегать не смели.

Наконец кто-то из числа решительных, бесстрашных и умных смог сплотить сотни три растерянных воинов. Отбросив наземь огромные кожаные щиты, подняв копья и дротики, почти голые дикари вывалились из зоны взрывающихся мин и дрожащей земли. Ведомые, вероятно, вождем, с громкими криками «а-а-а-а!» они хлынули вниз, на позиции Ивана Тимофеевича. Но крик немедленно заглушили новые звуки – стрекот пулеметов и треск винтовочных выстрелов. Нападающие нарвались на невидимую стену перекрестного кинжального огня и, как подрезанные косой стебли, стали валиться на землю. Но оставшиеся в живых, словно тупые зомби, безразличные к смерти, бежали вперед.

Треть нападавших, чудом избежав тяжелых ранений, все же приблизилась на дистанцию гарантированного броска метательных ассегаев и собрала свою жатву в виде двенадцати раненых и семи убитых, среди которых шестеро были новобранцами. Около пяти десятков вражеских бойцов даже пошли в рукопашный бой, но что могли сделать пусть даже бесстрашные голые дикари против воинов в броне? Действительно, ничего. Они были расстреляны из револьверов и порублены шашками и таким образом разменяли свои жизни на еще шестерых убитых наших.

Наблюдать общую ситуацию на поле боя стало некогда. В это время раздалось два встречных громких крика «а-а-а-а!», и из нашего фронтального строя выбежал и понесся на стан врага клин вооруженных ассегаями новобранцев, а резерв противника в свою очередь рванул через ложбинку в атаку на левый фланг наших войск. Сто двадцать воинов врага надеялись, что наш взвод прикрытия списочным составом в тридцать человек просто походя сомнут, да не тут-то было. Пулеметный расчет к бою уже приготовился, первое отделение ожидало приказа открыть огонь в положении лежа, второе – в положении с колена, и третье – стоя. Выждав, когда нападающие приблизятся на дистанцию метров в двести, снял винтовку с предохранителя, взвел скобу затвора и дослал патрон в патронник ствола.

– Приготовились, разобрали цели! – Воины противника бежали в ложбину сверху вниз и немного слева направо, поэтому, выбрав в качестве первой цели крайнего левофлангового, взял на мушку низ живота и сместил прицел на полметра правее. – Огонь!

Пулеметно-винтовочный бой ураганом свалил нападающих, мои цели тоже спотыкались и падали, но около трех десятков чернокожих все же смогли метнуть ассегаи и приблизиться на расстояние рукопашного боя. На мой правый фланг бежал, потрясая оружием и играя блестящими от пота узлами мышц, здоровенный негр. Он не остановился, даже получив три револьверных пули в грудь, и уже на последнем издыхании попытался проткнуть меня копьем. Выхватив шпагу, резко сместился вправо и, отклонившись от четырехгранного железного наконечника, полоснул его по горлу. Обратным движением проткнул грудь еще одного негра, как потом выяснилось, и этот тоже имел два пулевых ранения, но упорно шел на сближение.

На этом противники закончились не только у нас. Стрельба прекратилась и в центре и на правом флаге, на поле боя наступила тишина. Только в поселке аборигенов слышались плач женщин и крики умирающих. Наши новобранцы как саранча прошлись по рядам раненого и недобитого противника, никого не оставили в живых, а сейчас ворвались в деревню. Что они там творили, можно было только догадываться. Впрочем, делали то, чему их учили с детства – убивали стариков и тех, кто пытался взять в руки оружие. Правда, остальным некомбатантам кричали, что все они теперь дети нашего клана.

В тот день мы потеряли пятнадцать человек убитыми, среди которых было два казака, один кадровый воин и двенадцать новобранцев. Отцы-священники выбрали место для будущего храма и погоста, где и захоронили погибших. Тяжело раненных не имелось, так что молодые организмы с легкими царапинами или контузиями пошли на поправку быстро.

В стане врага были убиты все пятьсот восемьдесят два воина. Также от рук наших новобранцев пострадали четыреста семьдесят стариков и старух. Если уничтожение воинов врага считал делом совершенно верным, то убийство мирных стариков – деянием неоправданным. Не нужно озлоблять их детей и внуков, наших будущих подданных. Но что сделано, то сделано, так тому и быть.