Книга Бабы строем не воюют - Елена Кузнецова

– Лисовин, говоришь? Дед куньевских в род принял, а ты их под кнуты подставил? Родню чужакам отдал? Демка хоть сам, один кнутом орудовал, а ты?! Что тебе на это дед скажет?

– Я не это хотел… я не знал…

– Не знал он… – проворчала Анна и вдруг, словно освободившись от каких-то пут, чуть ли не с радостным облегчением заорала в полный голос: – А как мне резню промеж отроков не допустить?!! Тоже не знаешь?!!

В мах, что называется, от души залепила племяннику пощечину, потом другую, потом еще… Кузька уже не уворачивался, а лишь, втянув голову в плечи, неловко заслонялся руками, всхлипывал и, кажется, даже поскуливал. А Анна била – за то, что племяш сунулся разбираться вместо нее, так же, как она сунулась вместо Корнея и Аристарха, за свой испуг, когда увидела Кузьку без привычной маски, за выволочку, полученную от Аристарха, за то, что придется-таки учиться у Нинеи, за… За все, одним словом!

Прекратила, только когда слегка запыхалась. Кузька, закрываясь руками, присел на корточки, а бить нагнувшись неудобно. Пнула разок ногой, но уже без удовольствия, уж больно поза у парня была удобная, тыльной стороной руки отмахнула выбившуюся прядь волос, как делала, когда стирала, и снова рявкнула:

– Встать! Я кому говорю? Встать!

Кузька с опаской поднялся и на всякий случай меленько отшагнул от грозной тетки. Вот теперь он выглядел как надо – заплаканный, встрепанный, испуганно-ошарашенный, – впервые от тетки Анны этакую взбучку получил, зато и вид правильный: не ангелочек невинный, не ощерившийся звереныш, а провинившийся мальчишка, получивший по заслугам.

– Дерьмо ты, а не Лисовин! Сопляк! Щенок нагадивший, а мне за тобой убирать! Чтоб не слышала больше от тебя: «Мы – Лисовины», – не дорос и не заслужил! Услышу – вылетишь из Младшей стражи с драной задницей, а дед с отцом еще добавят! Пошел вон! Умываться, приводить себя в порядок, а потом идти к наставнику Филимону и доложить, что я приказала примерно тебя наказать! Что молчишь? Как отвечать положено?

– Слушаюсь… матушка-боярыня. А как же…

– Во-он!!! – и уже в спину выходящему племяннику: – И тех придурков, которых ты с собой в Ратное таскал, ко мне пришли.

Прислушиваясь к быстро удалявшимся шагам Кузьмы и машинально поправляя сбившийся головной убор, Анна начала вспоминать и разбирать свое поведение при разговоре с племянником.

«Поначалу-то на Кузьку озлившаяся баба орала, а потом откуда-то воинский начальник появился: и оплеуха, и пинок к месту оказались. И начальственный крик мне вспоминать не стыдно – не то что тот первый визг.

И тут Аристарх прав оказался! Не бабой я должна себя являть, а начальным человеком, а значит, и что-то от мужеского поведения мне не только дозволено, но и пристало… Не иначе нарочно он меня на это настраивал! Вот козел старый, вечно все по-своему повернет. Но ведь не поспоришь – прав! Боярство – начальствование, а у кого мне это перенимать, как не у воинов? Не все, конечно, а то и женскую суть растерять недолго. Но надо… никуда не денешься, надо. Или я не боярыня?

А Кузька-то, ишь… «Кто ее еще защитит?! Коли вы все не хотите…» За старших решать вздумал, поганец! Ну да ничего, я его в правильный вид привела… как батюшка Корней слишком борзых приводит. Уй, ладонь больно, об племянника отбила. Господи, да ты ли это была, Анюта? Я! И все я правильно сотворила! Вот так!»

Тут Анна чуть не прыснула, сообразив, что совсем недавно сама точно так же негодовала на Корнея с Аристархом, посчитавших неуместным ее вмешательство в ратнинские бабьи разборки. Припомнила разнос, устроенный ей старостой, и то, что сама только что выговаривала племяннику.

«Все повторяется. Любопытно, а что про Кузьку думает… ну, скажем, Сенька?»

Кузькины «подельники» долго себя ждать не заставили, правда, у двери в горницу боярыни задержались. Анна, слушая приглушенное шарканье ног, шушуканье отроков, которые явно не решались войти к ней, представляла себе, что они пережили, увидев вылетевшего на крыльцо встрепанного, с окровавленной физиономией Кузьку. «Это от матушки-то боярыни в таком виде? От ласковой, милосердной, почти святой?»

«И какими же словами их Кузьма ко мне отправлял? Мишаня-то непременно бы воспротивился, все наказание на себя принял, а отроков мне на расправу не отдал бы: мол, я приказал, мне и ответ держать. Да-а, слаб племянничек, ой слаб… против Мишани-то. Что бы там Аристарх про кровь двух дедов ни толковал, а Мишаня-то духом покрепче брата будет. Да и кто против моего Мишани не слаб?!»

Наконец шушуканье за дверью утихло, раздался робкий стук и не менее робкий голос:

– Матушка-боярыня, дозволь войти.

– Заходите.

Исподтишка подталкивая друг друга, мальчишки один за другим переступили порог боярской горницы и сгрудились, не смея пройти дальше. Они являли собой настолько напуганный и несчастный вид, что Анну укололо жалостью, но характер приходилось выдерживать, к тому же очень захотелось проверить только что пришедшее знание о воинской основе боярства, пусть даже и женского. Она пометалась мыслью, пытаясь представить себе, как на ее месте повел бы себя Алексей или кто-нибудь еще из наставников. В памяти неожиданно всплыло, как Корней вразумлял молодого, еще не ставшего в ту пору десятником Фрола: «Заруби себе на носу раз и навсегда: если воин один, то он один, сам себе командир, сам себе подчиненный. Но если их хотя бы двое, то кто-то из них обязательно старший и должен командовать, а второй ему подчиняться. И совершенно не важно, что они равны по возрасту, воинскому умению или знатности рода – все равно, коли воинов более одного, кто-то из них начальник. Основа воинского дела – приказ, и никаких споров, скандалов, рассуждений, что лучше, что хуже, что правильно, что неправильно… Командир может быть только один! А без командира любое число воев – толпа, ни на что не пригодная».

Анна окинула совсем оробевших мальчишек грозным взглядом и, стараясь как можно точнее изобразить тон воинского начальника, спросила:

– Кто старший?

Отроки ждали чего угодно, но только не такого вопроса.

– Да-а-а, и это будущие воины! – Боярыня саркастически ухмыльнулась, про себя тихо поражаясь, что для этого ей не потребовалось никаких усилий: все происходило само собой. – Кто спрашивал разрешения войти?

– Я, – еле слышно отозвался тот, кто вошел в горницу первым.

– Кто – я? Представиться, как положено!

– Отрок шестого десятка Киприан.

– Ты привел сюда остальных! Значит, ты взял на себя командование! Так почему они у тебя как овцы в стаде? Строя воинского не знаете? Забыли все с перепугу? Ну мне долго ждать?

Киприан нерешительно потоптался и очень неуверенно, похоже делая это впервые, скомандовал каким-то блеющим голосом: «Становись!» Правда, вытянуть руку, указывая, с какой стороны от него должны выстроиться отроки, не забыл.

Анна некоторое время помолчала, оглядывая получившийся куцый строй, потом продолжила теми же рублеными фразами: