Книга Время московское - Алексей Фомин

— Низринь-трава, отринь-трава, возвысь-трава, уймись-трава… — принялась бормотать Вещая Гота.

Чем дальше, тем больше ее бормотание становилось неразличимым, сливаясь в некий звук, подобный шелесту алюминиевой фольги. Эти две вибрирующие ноты, казалось, повисли в воздухе, наполняя все пространство комнаты негромким, но жестким, металлическим звуком. Губы старушки уже перестали шевелиться, а неприятный, раздражающий звук продолжал наполнять комнату, гуляя от стены к стене.

Колдунья взяла пузырек и, держа его над блюдом, капнула из него на разложенную траву пять раз, как бы задавая вершины пентаграммы. Трава вспыхнула и тут же погасла, и с блюда вверх, к потолку потянулась тонкая струйка белого дыма. Она медленно, как бы нехотя поднялась к потолку, свернув там к печной трубе, трижды грациозно обернулась вокруг нее и, скользнув вниз, юркнула в приоткрытую заслонку. Назойливый металлический звук исчез, а комната наполнилась сладкими, дурманящими ароматами.

— Дайте ваши руки, — приказала Вещая Гота.

Заторможенные, слегка одуревшие от непривычных, резких ароматов Сашка и Адаш протянули пятерни. Старуха накрыла их своими сухонькими ладошками и, закрыв глаза, заговорила:

— Враг ваш поистине могуществен. Но силен он не золотом, не имуществом своим, не знакомством и дружбой с сильными мира сего, хотя все это у него есть. А силен он службой своей, ибо служит князю мира сего.

— Это кто ж такой? — попробовал уточнить Сашка. — Дмитрий, что ли? — Сашке казалось, что он буквально выпалил эту фразу, но на самом деле его вопрос прозвучал, как при замедленном воспроизведении. Голос стал тягучим и низким.

— Ох, неуч… — Покачал головой Адаш. Теперь и он говорил под стать Сашке. — Князь мира сего — это дьявол, враг рода человеческого.

— Найти его сложно, настичь очень трудно, застать врасплох невозможно, ибо чувствует он и слежку, и погоню, — продолжала Вещая Гота.

— Так, может, его и убить невозможно? — спросил Адаш.

— Нет, убить его можно. Тело его так же слабо и уязвимо, как и тело человека.

— Что значит «как человека»? — перебил ее Сашка. — А он что, не человек?

— Нет. Он не человек.

— А кто?

— Не знаю. Нет ответа. Не вижу.

— Только этого нам не хватало! Слуга дьявола, блин! Но убить его все-таки можно? — еще раз уточнил Сашка.

— Да, можно, — подтвердила колдунья. — Хотя он очень силен и повелевает духами и стихиями.

— Психотронное и климатическое оружие! — вскричал Сашка. — Да кто ж он все-таки такой, этот сукин сын Некомат?

— Теперь понятно, отчего разыгрался шторм в ту ужасную ночь, — с грустью в голосе заключил Адаш. — А мы-то хотели его взять нашармачка.

— Скажите, Вещая Гота, — попросил Сашка, — можем ли мы навредить ему каким-то иным способом? Как нам показать великому князю Дмитрию подлые замыслы Некомата? Как доказать, что он не друг Руси, а враг? Что хочет он погубить Русь и извести русский народ, устроив братоубийственную войну?

Колдунья задумалась, помолчав некоторое время, прежде чем ответить.

— У него нет дома и нет семьи. У него нет никого, кого бы он любил или был хотя бы немного привязан. Но есть на земле три места, которые ему никак не миновать. Это Генуя, Саутгемптон и Колывань.[21]Там спрятано его золото. Там грузятся и разгружаются его корабли. Туда приходят и уходят его обозы и караваны. Там собираются и копятся его товары. Его корабли приходят и в другие порты, но только в этих трех есть его конторы. И, приезжая туда, он чувствует себя там как дома. Там, в этих конторах, записана вся его жизнь. Ибо жизнь купца — это деньги. Купец пользуется деньгами, как другие воздухом. Каждый шаг купца, каждое его действие — это трата либо обретение какой-то суммы. И все это записывается в конторские книги. Вся жизнь его в этих книгах. Что бы он ни сделал, какой бы поступок ни совершил — отражение всего этого вы найдете в конторских книгах. — Она вновь замолчала на непродолжительное время. — Вам надо в Колывань. Все, что вам нужно, вы обнаружите там.

— Но как мы разберемся в этой купеческой премудрости? — испугался Адаш.

— Ничего, он разберется. — Не открывая глаз, одним подбородком, она указала на Сашку. — К тому же… Там найдется человек. Он вам поможет.

— Вещая Гота… Вы же можете заглянуть в будущее… Что ждет меня? И смогу ли я вернуться когда-нибудь туда, откуда прибыл? — осторожно спросил Сашка.

Она открыла глаза и внимательно посмотрела на него.

— Зачем тебе это, отрок? С такими знаниями тяжело жить. К тому же я могу и ошибиться. Ведь есть будущее, а есть и инаковозможное…

— Должен же я хотя бы знать — пытаться ли мне убить Некомата или не тратить на это силы и время, поскольку все равно не получится? — ляпнул Сашка первое, что пришло на ум.

Меньше всего его интересовал ответ на этот вопрос. Все прочие события и свершения, ожидающие его на жизненном пути, волновали его примерно в той же степени, так как впитанная им с молоком матери житейская мудрость — что посеешь, то и пожнешь, — подтверждалась практическим опытом каждого прожитого им дня. А вот когда с ним приключилось нечто необъяснимое, когда он неведомым образом перескочил из двадцать первого века черт знает в какую седую старину, тогда бесполезными оказались и вся народная мудрость, и весь его жизненный опыт. Что же ждет его впереди? Останется ли он Тимофеем Вельяминовым, средневековым вельможей, наследником знатного рода? Или же ему удастся вновь стать простым московским обывателем, студентом МАИ Сашей Ракитиным, ну на крайний случай петербуржцем Сашкой Ремизовым, старшим сержантом запаса? Задать этот вопрос напрямую, по вполне понятным причинам, он не мог, но ответа именно на него и ждал Сашка от Вещей Готы.

Колдунья встала из-за стола, вновь порылась в своих снадобьях, оторвала с шеста еще какой-то травки и, вернувшись за стол, подбросила ее на блюдо. Отсыпав себе на ладонь какого-то порошка, она принялась читать нараспев заклинания на незнакомом языке. При этом время от времени брала с ладони щепотку порошка и крест-накрест посыпала тлеющую траву. Поднимающийся к потолку дым стал менять цвет, становясь попеременно то синим, то оранжевым, то зеленым, то желтым. К тому моменту когда Вещая Гота закончила свою заунывную песнь, дым вновь стал белым.

— Тебя ждет славное будущее, отрок, — почему-то тяжело вздохнув, вымолвила наконец она. — Тебя ждет почет, уважение и слава, но меньше, чем ты того заслужишь. Ты будешь не раз командовать многими ордами. Выиграешь множество боев и битв. И за это тебе будет почет и слава. Но ты выиграешь два великих сражения, которые останутся в памяти людской до тех пор, пока существует человечество. И никто не будет помнить, что именно ты выиграл эти два сражения. Ты заложишь два города. Это будут два великих города, два Рома. И никто не будет помнить, что именно ты был их основателем. Таким будет твое будущее, отрок.