Книга Адвокат вольного города 8 - Тимофей Кулабухов

окна. Кабинет у командира был на втором этаже, так что окно позволяло посмотреть на происходящее снаружи. А посмотреть было на что.

На улице разворачивалось два грузовика, из которых шумно высаживались под каркающие польские команды наёмники Кнышского.

— Вот, курва, — адаптировано к ситуации ругнулся майор. — Отряд, подготовиться к обороне! Шёлковый, Ключа втяни обратно.

— Шёлковый? Ключа? — поинтересовался я.

— Китай — Великий шёлковый путь. И граница, пограничник, ну типа граница на замке, ключ в кармане.

Подразделение незамедлительно перешло в режим глухой обороны, двери защёлкали замками и лязгнули засовами, бойцы двойками «автомат-дробовик» перекрыли наиболее опасные направления, майор контролировал происходящее. Чувствовалось, вчера «Единороги» время зря не теряли. А я смотрел в окошко.

Поляков становилось больше, они выстраивались и что-то между собой обсуждали.

Но боевые действия были грубо прерваны, в толпу, чуть не сбивая солдат войска польского, ворвался красный автомобиль, откуда решительно выскочила Гадюкина, в красном платье, прямо-таки под цвет авто, но явно с какого-то более весёлого, чем военное построение, мероприятия.

Она выскочила и протяжно проорала сразу на всех мужиков. Даже не думал, что молодая женщина может совместить девять матов в одной фразе и пропеть её на одном выдохе. Войско застыло, на лице вояк отобразилась непривычная им задумчивость.

Из толпы задорным петушком выскочил Кнышский. Прятался за спинами своих шляхтичей, морда пшекская.

Но возразить ей что-то он тоже не успел, потому что она обдала его матом с ног до головы, причём здорово перемежая русский мат с польским.

А я пока прикинул, что со своим новым оружием, да при наличии хорошего стрелка с этой позиции мог бы по крайней мере на треть сократить численность войска польского. Хотя… Я же не военный, я адвокат, тут надо действовать тоньше и в своём стиле, не плясать под дудку военных и не поддаваться на общую истерию.

Остановившись, чтобы перевести дыхание, Гадюкиной всё же пришлось выслушать сбивчивые объяснения польского графа (что он говорил, слышно не было). После чего главная безопасница республики по вопросам политики и дворянства решительно направилась в сторону базы, буквально таща за собой упирающегося Кнышского.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы спуститься и выйти во двор, где уже был майор, который по эту сторону запертых дверей стоял, слушал и думал, как ему поступить.

— Открывай, — негромко попросил его я, он лишь молча кивнул.

Гадюкина ворвалась в двери, как фурия, гневно раздувая ноздри, а Кнышский, оторванный от своей свиты, выглядел уже не таким уверенным.

— Филинов, груздь тебе в дышло, бабушка твоя германский конь! Что тут у вас за балаган происходит?

— У меня всё хорошо, — сдержанно ответил я, переведя взгляд на поляка.

— Ни хрена у тебя не хорошо! Почему я вас, как пацанов в детском саду, вынуждена растаскивать? Вы в песочнице или где? Какого моржового хрена? Вы машинку не поделили или кто-то кому-то в ведёрко насикал?

— Ещё раз. У меня всё хорошо.

Она перевела взгляд на Кнышского. Владетель, выглядевший совсем не мужественно, обиженно пробурчал:

— Он моих людей схватил и пленил.

— Это правда? — она повернулась ко мне

— С Вашего позволения, — нарочно громко влез в разговор майор, — это мы их арестовали. Они напали на нашего руководителя, министра юстиции, пытались применить оружие, были нейтрализованы и помещены под стражу для дальнейшего принятия решения.

— Да ну? — Гадюкину было трудно сбить с настроя военными замашками. — А Вы в курсе, господин майор, что отряды владетелей вне власти республиканской полиции?

— Так ведь мы и не полиция, — упрямо стоял на своём явно подкованный в местных реалиях майор. — К тому же эти бандиты были вне территории земли Кнышского, а в городе.

— Ядвига Павловна, — вступил в разговор я. — Они нарушили правило, наёмники не нападают на другого Владетеля. Фактически это объявление войны, если это произошло по приказу их покровителя. А если по собственной инициативе, то тогда они преступники, иммунитетом не пользуются, я их арестовал.

— Как такое произошло?

— Я вёл переговоры с Хомяковыми.

— Какими Хомяковыми? А, эта Ваша проблема наследования. Похвально, что вели.

— А поляки напали на меня, вот парни за меня вступились. Всё в рамках и Хабеас корпус акта, мы им даже обвинение предъявим.

— Я требую, чтобы их передали в руки полиции, — сверкнул глазами Кнышский.

— Нет.

— Как «нет»⁈

— Что Вам показалось непонятным в слове «нет»? — усмехнулся я. Мы все понимали, что как только я их отдам полиции, те сразу всех выпустят, не станут они перечить Владетелю. — Арестовали их представители минюста, содержать под стражей будут также они. Оружие изъято и помещено в материалы уголовного дела, как вещдок. Что-то ещё?

— Это мои люди, только мои и никто не…

— Молчать всем! — грозно повысила голос Гадюкина. — Вы не можете их удерживать, Аркадий Ефимович. И вообще, я была о Вас лучшего мнения. А Вы пару дней как Владетель, а уже устроили тут балаган.

— И что Вы от меня хотите, Ядвига свет Павловна? Я должен был дать себя пристрелить? Арест произведён в законном порядке.

— Ой, не тычьте в меня своим этим… законом.

— Тогда по-простому. Реально Кнышский охерел в край, сговорился с Хомяковыми, решил меня во время дипломатических переговоров схватить, избить, возможно пытать, потом потащить к местному нотариусу и совершить отторжение домена и статуса, причём как мне кажется, в процессе кинул бы и Хомяковых.

— Это не доказуемо, — немного сбледнувший с лица поляк скрестил руки на груди.

— Тогда вариант два, они действовали по собственной инициативе и являются преступниками. Так лучше? Я с ними разберусь.

— Нет, я бы хотел сам. Меня перестанут уважать свои же, если дам их… наказать третьему лицу.

— Выпускайте поляков, при свидетеле передадим их Кнышскому, он их сам накажет, ведь накажет же? И все довольны.

— В каком это месте я окажусь доволен, граждане Владетели?

— Он даёт слово, что накажет.

— Слово поляка! — гордо выпятил грудь и задрал нос Кнышский.

— Не дорого стоит Ваше слово. Я не доволен. Я получил трофеи и пленников, просто так их отдать не выгодно.

— Филинов, Вы же не еврей что-то получать от каждой ситуации.

— Я сегодня с утра очень даже еврей. Шалом-шабат! Хара капара. И потом, мне не нравится, что Кнышский начал против