Книга Ордин-Нащокин. Опередивший время - Виктор Алексеевич Лопатников

упоминание территорий, на которые якобы распространялась юрисдикция Московии. По договору 1631 года эти земли оставались за шведами, иной их статус они не признавали и признать не могли. Начало новой русско-шведской войны 1656–1658 годов не заставило себя ждать. Ее благословил сам патриарх Никон, предрекая военным победный марш до Стокгольма. Но осуществить же намеченные цели легко и быстро, как это внушили Алексею Михайловичу, не получилось. Пройдя тернистый путь, неся серьезный урон, русское войско было остановлено на подступах к Риге. Выявить победителя в затяжной, кровопролитной войне не удавалось. Все три года Ордин-Нащокин находился в гуще событий, координируя действия войск, обеспечивая их содержание, тяготы которого ложились на население. К исходу 1657 года сложилась патовая ситуация: ни победителей, ни побежденных. Перемирие, заключенное Ординым-Нащокиным в Валиесари (1658), лишь ненадолго отложило драматическую для России развязку на том этапе военного конфликта со Швецией.

Тем временем русская дипломатия во главе с Одоевским предпринимала безуспешные попытки положить начало переговорам о процедуре приглашения на польский престол русского царя, от которых польская сторона то и дело под благовидными предлогами уклонялась. Затеянная князем политическая интрига, целью которой было отвести нависшую над страной угрозу военной катастрофы, длилась ровно до тех пор, покуда шел процесс восстановления и накопления ее сил и ресурсов. Тем временем русские войска на шведском направлении окончательно выдохлись. Самодержцу становилось ясно, насколько необдуманным, неподготовленным оказался предпринятый военный поход в сторону Балтики, а планы завладеть польской короной оказывались все более иллюзорными. Именно фигура Одоевского проступала сквозь мглу бесполезно потерянного времени, бессмысленно растраченных сил и ресурсов. Разочарование царя в своем ближнем боярине, иронические реплики, отпускаемые им в адрес Одоевского, получили огласку в боярской среде. К тому же преодолеть тупик, наладить процесс мирных переговоров с поляками в Андрусове Одоевскому не удавалось в силу занимаемой им твердолобой позиции. В итоге он был отозван.

Однако пробил час, когда самодержцу без него было никак не обойтись. Свою роль сыграло многолетнее непримиримое противостояние Одоевского Никону, ставшему для всех здравомыслящих людей символом неоправданного вмешательства церкви в государственную жизнь. С тех пор как в 1649 году в Соборное уложение были вписаны меры, регламентирующие место церкви в системе органов власти, Никон стремился очернить Одоевского в глазах царя, объявляя его едва ли не богоотступником: «Князь Никита Иванович Одоевский человек прегордый; страха божьего сердце не имеет; правил апостольских и отеческих никогда не читает и не разумеет, и враг всякой истины». При этом Никон умело гнул свою линию. Ему в конце концов удалось добиться от царя упразднения Монастырского приказа, настоять на возврате церкви прежних привилегий.

Однако по мере того как самодержец набирался жизненного опыта, у него стали открываться глаза на те реалии, каким ранее не придавал значения. Разрыв с «собиным другом» не заставил себя долго ждать, однако процесс отречения Никона от патриаршего сана и лишения его права главенства в Русской православной церкви оказался достаточно долгим — в том числе из-за колебаний богомольного царя, не уверенного в правильности своих поступков. Когда Алексей Михайлович решился прервать затянувшееся противостояние, князь Одоевский вновь оказался востребован. Возможность преодолеть тупик виделась лишь на основе официального отрешения Никона от патриаршего сана. Решение об этом было принято на церковном соборе 1666 года. Князю Одоевскому предстояло не только обеспечивать подготовку и контролировать ход его проведения, но и быть представителем и обвинителем от имени государя. Алексею Михайловичу едва хватило сил лишь на первый день заседаний, в ходе которого он время от времени впадал в истерику, проливал слезы. Собор завершился обвинительным вердиктом, лишением Никона патриаршей кафедры и его ссылкой. Во время церемонии лишения Никона сана Одоевский был единственным светским лицом, кто при этом присутствовал.

Забегая вперед следует отметить: церковный собор 1666 года противоречий между церковной и светской властью так до конца и не разрешил. Влиятельная группа церковников и далее придерживалась никонианских взглядов на отношения церковной и светской властей. Вопрос о месте церкви в системе ценностей, ее роли в жизни общества радикальным образом решил наследник Алексея Михайловича Петр Алексеевич. Указом царя патриаршество на Руси было упразднено. При этом Петр не преминул поставить иерархам церкви в упрек то, сколько крови попортил их предшественник Никон его отцу. Управление делами церкви было передано в ведение Святейшего синода — светского органа, управляемого назначаемым царем обер-прокурором.

Одоевский прожил долгую жизнь. Ему, в отличие от других сподвижников Алексея Михайловича, посчастливилось избежать трагической участи, настигшей русскую элиту в 1682 году, во время Стрелецкого бунта. Он оставался востребован и при потомках Алексея Михайловича. Служение Одоевского было награждено более чем достойно: князь стяжал огромное богатство, став едва ли не первым собственником среди ближних бояр Московии.

* * *

Другой деятель того же поколения, князь Юрий Алексеевич Долгоруков (1610–1682), разве что происхождением, древностью рода мог уступать Одоевскому, однако и здесь имелись расхождения в трактовке уходящих в глубь времен сведений. Это была личность энергичная, деятельная, а главное, глубоко преданная престолу. К нему Алексей Михайлович испытывал особое доверие и симпатии, видя в нем человека, на которого во всем можно было положиться. О том, насколько дорожил Алексей Михайлович своим отношением к Долгорукову, сохранилось немало свидетельств. По поводу конфликта с Одоевским Алексей Михайлович писал Долгорукову: «Напрасно ты послушал хитрых людей, сам видишь что разве у тебя иного друзей стало, а прежде мало было кроме Бога и нас грешных… любя тебе пишу, а не кручинясь, а сверх того сын твой скажет, какая немилость моя к тебе и к нему»[35].

Служение Долгорукова, его восхождение к властным вершинам при Алексее Михайловиче имело схожие черты с тем, как это складывалось у других бояр, кому довелось находиться у истоков нового царствования. Ему было доверено приводить к присяге на верность восходящему самодержцу княжеский двор, боярство, население Москвы и окраинных воеводств. Когда встал вопрос о коренной реформе национального законодательства, в ходе подготовки Соборного уложения Долгоруков руководил Ответной палатой, куда стекались предложения с мест. В ней заседали выборные от дворянства, помещиков, торговых кругов. Приказу предстояло составить сводную челобитную, где затрагивались застарелые, наиболее болезненные вопросы землевладения и землепользования, где ключевое место занял вопрос о землепашцах. Уже тогда за Долгоруковым закрепилась репутация мыслящего, изворотливого, жесткого царедворца, который неуклонно добивался поставленных целей, не останавливаясь перед выбором средств. Не случайно он одно время возглавлял Сыскной приказ.

Долгоруков не однажды был задействован и в «горячих точках», предводительствуя в ходе военных действий против Речи Посполитой и Швеции. В победах над поляками под Вильно