Книга Герой Рима - Дуглас Джексон

приказу. Он придал своим словам оттенок властности. — Центурион Креспо, вы превысили свои полномочия. Освободите заключенных, и я провожу их обратно в Колонию. Любой спор о праве собственности на рабов будет решаться в суде.

Креспо уставился на него в ответ сверкающими глазами-буравчиками. Он вспомнил вонючий ужас пробуждения на лондиниумской куче навоза и унижение, которое он пережил в хижине в силурском городишке. Этот человек был ответственен за оба случая. К сожалению, он также был римским трибуном, а это означало, что Креспо должен был обуздать свою естественную склонность к насильственному возмездию. И все же что-то здесь было не так.

— Ты, кажется, совсем один, красавчик. Интересно, чьи приказы ты выполняешь… есть ли они вообще? — задумчиво сказал он.

Валерий проигнорировал оскорбление. — Мне не нужны приказы, Креспо. Эта форма несет в себе власть губернатора, и за пренебрежение этой властью тебя повесят на кресте.

Креспо толкнул коня вперед и потянулся к ремню на поясе. Правая рука Валерия, зависшая над рукоятью меча, следила за движением. Сицилиец рассмеялся и осторожно достал свиток со своим мандатом.

— Мои приказы, трибун. Центуриону Креспо приказано охранять часть или все имущество Лукулла, августала Колонии, по указанию прокуратора Ката Дециана. Я думаю, вы обнаружите, что это касается и его рабов. Если у вас нет официального заявления, отменяющего мой приказ, я попрошу вас отойти в сторону, а я пойду. — Тонкие губы дрогнули в безрадостной улыбке, а голос упал до шепота. — А мы рассчитаемся в другой раз. Потому что, поверь мне, красавчик, будет расплата.

— Его имущество не включает его дочь. — Валерий сказал это достаточно громко, чтобы люди за спиной Креспо услышали. Если бы он мог посеять зерно сомнения, у него был бы шанс. Стиль руководства Креспо вряд ли сделал его популярным, и, если солдат, следовавших за ним, можно было переубедить… Но Креспо был хищником с инстинктом на любую слабость. Что-то в манере речи Валерия пробудило в нем волка. Он услышал его вой, и улыбка превратилась в ухмылку предвкушения.

— Его дочь. Так вот оно что. Ты проделал весь этот путь не для того, чтобы поймать несколько грязных старых рабов, а, красавчик? Ты пришел за дочерью жреца. Ты полон сюрпризов. Я-то думал, что тебе нравятся только мальчики. Веттий, приведи сюда эту кельтскую сучку.

Один из всадников повернулся и подъехал ко второй телеге, где отвязал веревку, удерживающую Мейв, и использовал ее, чтобы подтянуть ее, спотыкающуюся, к боку лошади Креспо. Валерий почувствовал, как в нем вспыхивает ярость, когда он увидел синяк на ее щеке и полузакрытый глаз. Он потянулся за веревкой, но Креспо отшвырнул ее.

— Не так быстро, красавчик. — Он наклонился вперед и без усилий усадил Мейв в седло перед собой. — Чего она тебе стоит?

Валерий замер. Он понял, что Креспо пытается спровоцировать его на драку. Другие солдаты подошли ближе, и их суровые глаза не отрывались от него. Если он отреагирует сейчас, несмотря на шансы дюжины или около того на одного, он может взять с собой нескольких из них, но, вероятно, не Креспо. А если он умрет, Креспо не может позволить себе свидетелей убийства римского трибуна, так что Мейв тоже умрет.

— Чего она стоит? — повторил центурион. Пока его пленница билась у него в руках, он провел руками по ее плечам, груди и ногам. — Неплохо. Я думаю, я мог бы получить ее для себя сегодня вечером. И после того, как я возьму ее, Веттий и его мулы тоже смогут получить ее. Тогда она будет пригодна только для собак, так что, может быть, мы ее тебе вернем.

Валерий похолодел, и его мысли переместились за пределы гнева в то место, где только кровь Креспо могла заплатить за унижения, которым подвергалась Мейв. Ее глаза умоляли его действовать. Его сердце подсказало ему прыгнуть через брешь и вонзить острие меча под подбородок Креспо в его мозг. Голова сказала подожди.

Гром заполнил его уши, и он задался вопросом, был ли это гром, который слышали чемпионы бриттов, когда бросались на римские щиты. Возможно, гром Тараниса, который послал их на смерть воина, не опасаясь того, что ждало их впереди. Но это был только грохот двадцати скачущих лошадей.

Валерий не оглядывался. Он слышал рваное фырканье скакунов, на которых тяжело ездили, и знал, что позади него теперь выстроился отряд фракийского кавалерийского крыла Белы. Выражение лица Креспо не изменилось, но люди вокруг него попятились от длинных кавалерийских копий.

— Пятьсот динариев.

Креспо нахмурился.

— Я дам тебе пятьсот динариев, — повторил Валерий. — Бери, или мы возьмем ее, и ты ничего не получишь.

Он увидел, как глаза Креспо считают копья позади него. Мейв сидела неподвижно, опустив голову, и он не мог прочитать, что было в ее глазах. В конце концов центурион резко рассмеялся. Он знал, что его перехитрили, но не видел смысла плакать из-за этого. Будет другой раз. Он позволил ей соскользнуть на землю. — Вы его слышали, пятьсот динариев за бриттскую шлюху, — крикнул он. — Если он не заплатит, его честь принадлежит мне, и я закопаю ее в своей уборной, где ей и место. Марш, ленивые ублюдки. Мы потеряли здесь достаточно времени.

Как только небольшой конвой скрылся из виду, Валерий спешился и помог Мейв подняться на ноги. Она стояла неподвижно, когда он срезал веревку с ее запястий, обнажив блестящую полоску окровавленной плоти. В ее глазах было невидящее выражение, столь знакомое легионерам, сражавшимся в самых кровавых стычках.

На обратном пути в Колонию она села в седло перед ним, и в какой-то момент ее тело начало неудержимо трястись. Она все еще дрожала, когда они подошли к вилле, которой когда-то владел ее отец. Он знал, что должен рассказать ей о смерти Лукулла, но боялся, что эта новость нарушит ее и без того хрупкую связь с реальностью. Жена Фалько ждала их, она очистила и перевязала раны Мейв, прежде чем положить ее в постель Валерия.

Пока она спала, он послал сообщение Кирану – и стал ждать.

Глава XXIV

Когда через два дня Мейв, наконец, проснулась, Валерий почувствовал в ней глубокую перемену, которую у него не хватило ума познать или понимания, чтобы приблизится к ней. Она вышла из спальни бледная и измученная, все еще в рваном синем платье, с темными