Книга Цветочное сердце - Кэтрин Бейквелл

на меня еще секунду.

– Эмили, – позвал Джулиан, – какую помощь ты искала у того мага на рынке?

Щеки девушки покраснели. Она отвела взгляд, потом зажмурилась.

– Просто я… очень устала. На сердце бывает очень тяжело, сама не знаю, почему. Мне просто хочется чувствовать себя нормальной.

Именно так я и думала. Если Совет не создаст безопасное лекарство от меланхолии, пациенты – даже дети – станут искать помощь другими способами.

– Нормальной чувствовать себя необязательно, – тихо заметила я. – Вы заслуживаете право чувствовать себя комфортно. И я найду способ помочь вам, обещаю.

На губах Эмили появилась слабая, робкая улыбка. Родные схватили ее за руки, крепко обняли и пообещали поддерживать.

Ксавье переплел пальцы с моими.

– Мисс Кинли, если кто-то и найдет способ помочь вам, то это мадам Лукас, – сказал он.

И я ему поверила.

24

Даже поздним вечером солнце светило в окно моей комнаты ярко, как огонь маяка. Я надела светло-зеленое платье, и когда стояла прямо на солнце, то, наверное, оно казалось белым, каким и должно было быть. Если бы меня выдвинули в ведьмы раньше – год или хотя бы месяц назад, – то я потратила бы все свои сбережения и заказала бы на церемонию допуска бальное платье, белое и роскошное.

Глядя на себя в зеркало, я вздохнула. Платье, красивый подарок на прошлый день рождения, выставляло напоказ мои веснушчатые плечи, а на фоне нежной светло-зеленой ткани мои волосы казались еще рыжее. Каждый ученик ждет дня, когда отпразднует произведение в маги, и в последнем эффектном жесте церемонии его наряд почернеет. Со мной получилось иначе, но хотя бы в церемонию меня включили.

Я натянула длинные белые гловелетты, которые папа купил мне несколько лет назад в надежде, что однажды я приму участие в такой церемонии. Платье стало бы слишком большой тратой, а вот перчатки доказывали: отец верил, что я смогу называться ведьмой. Он всегда знал: я смогу контролировать свою магию.

Я вышла из своей комнаты в гостиную, где отец сидел в любимом кресле и читал роман. Он был в тех же заляпанных грязью брюках, что и утром.

– Папа, если я опоздаю по причине того, что ты отвлекся на книжку… – начала я, добродушно поддразнивая его.

Отец отложил роман и вскочил на ноги, улыбаясь мне.

– Клара, ты прекрасно выглядишь!

Я наклонила голову набок, гордо демонстрируя жемчужные сережки, которые он мне подарил.

– Я так рада, что наконец попала на церемонию допуска и могу их надеть.

Папа поцеловал меня в лоб.

– Я всегда верил в то, что это случится.

Слезы в отцовских глазах, его бодрость, здоровая, уверенная улыбка… Даже отметина, которую оставила у него на щеке моя магия, начала бледнеть. И сердце восстановилось. Всё моими стараниями. Возможно, я и впрямь заслужила титул, который вот-вот получу.

Но на папу я глянула сердито.

– Раз ты ждешь сегодняшнюю церемонию так же, как я, то почему до сих пор не переоделся?

– Ну… я очень хотел бы пойти… но, думаю, в качестве гостя тебе лучше взять с собой молодого мистера Морвина.

Картинка получалась приятная – высокий красавец Ксавье в своем лучшем костюме сопровождает меня, – только неправильная.

– Все эти годы рядом со мной был ты. После каждого экзамена, после каждого снадобья, после каждого удачного деяния я представляла тебя своим гостем на церемонии допуска. Ты поддерживал меня на каждом шагу моего пути. – Я крепко сжала папину руку. – Только с тобой я хочу пойти на праздник. Мы будем танцевать, потом есть пирожные, пока плохо не станет.

– Ночь и впрямь получится чудесной. Но один милый юноша приготовил тебе сюрприз. Может, ты захочешь танцевать с ним, а не со мной, когда увидишь, в чем дело.

– Когда увижу что?

Проказливо улыбаясь, папа показал на парадную дверь. Я закатила глаза, аккуратно подняла подол длинных юбок и вышла на свежий вечерний воздух.

К стене нашего маленького дома приставили стремянку. Рядом на траве стоял открытый ящик с инструментами. Нахмурившись, я прошла на лужайку.

Взобравшись на верхнюю перекладину лестницы, Ксавье прилаживал над дверью что-то металлическое. Он был без пиджака, в простой светлой рубашке с закатанными рукавами, а волосы собрал в короткий хвост. Я удивленно на него уставилась:

– Ксавье Морвин, это ты?

Всполошившись, он что-то уронил на траву – отвертку.

– Ой, проклятие! Клара, я тебя не заметил! Это должен был быть сюрприз, но погоди секунду… секунду… – Ксавье взял что-то с крыши и опустил на металлический шест, который прикреплял. Это оказалась деревянная табличка с аккуратной надписью: «Магические товары и услуги мадам Лукас». – Я подумал, что вывеска пригодится, коль завтра мы начнем работать. – Ксавье спустился, встал рядом со мной и осмотрел свою работу. – Кажется, повесил кривовато, но однажды я научусь мастерить.

Я смотрела на табличку, объявляющую меня ведьмой.

Моя мечта.

Моя мечта.

– Я подумал, что раз мне нельзя установить эту вывеску на свой дом, на твой я могу. Ну вот. – Ксавье поскреб затылок. – Тебе нравится?

Я кивнула, по щекам покатились слезы. Я громко шмыгнула носом. «Ты его любишь», – сказала мне магия.

Ксавье вытащил из нагрудного кармана носовой платок и протянул мне. Я с благодарностью прижала его к глазам.

– Прости, я не хотел доводить тебя до слез…

– Вывеска прекрасна. – Я прильнула к Ксавье, щекой к его сердцу. – Прошло столько времени, я уже начала сомневаться, что буду работать в лавке, а владеть лавкой – и подавно.

Ксавье аккуратно поправил рыжую прядь, выбившуюся из моей затейливой прически.

– Я всегда верил, что ты станешь ведьмой, с тех самых пор, когда мы были маленькими.

Я еще плотнее прижалась к нему, особо не боясь испортить себе прическу.

– Но ведь это несправедливо, – шепнула я. – Как… как ты себя чувствуешь? Когда магия покинула меня, я ощущала себя совершенно неправильно, абсолютно опустошенной.

Ксавье коснулся губами моей макушки.

– Придется привыкать. Только… в перспективе потерять магическую силу меня больше всего беспокоила невозможность помогать людям. Сегодня, когда мы работали вместе с тобой и дали то снадобье мисс Кинли, я чувствовал такую же гордость и благодарность, как когда имел силу.

Продолжая обнимать Ксавье, я подалась назад и ласково ему улыбнулась.

– Тогда, думаю, на вывеску нужно добавить твое имя. Мы будем «Морвин и Лукас», как всегда говорили.

Ксавье улыбнулся, прижал подбородок к моей макушке и осмотрел табличку.

– Наверное, мое имя придется написать очень-очень маленькими буквами.

– Главное – чтобы там были оба.

Я встала на носочки вечерних туфель, чтобы поцеловать Ксавье, но тут… тут раздалось громкое «бам!», словно где-то на соседних холмах захлопнулась дверь.

Слева от нас, в двух шагах от гравийной дороги, четыре фигуры стояли у одинокой изумрудного цвета створки. Секунду спустя дверь рассыпалась в зеленую пыль. Она исчезла, и в лучах заходящего солнца к нам побежали четыре женщины. Ксавье охнул. Его мать. Его сестры.

– Ксавье! – крикнула Инес, обняв брата. Леонор и Далия тотчас последовали ее примеру. Они даже меня обняли, без умолку болтая о том, что Ксавье давным-давно нужно постричься и что с его стороны было очень смело дать отпор отцу.

Их отцу, который не пришел.

– Мама, я… – тихо начал Ксавье, – я думал, что вы с отцом захотели предоставить меня самому себе.

Красивая темноволосая женщина подошла ближе, прижимая к груди сверток черно-белой ткани.

– Витусу нужно разобраться с собственными проблемами. Мы слишком долго были в разлуке с тобой. Глупо с его стороны быть таким холодным. – Мадам Морвин потянулась к сыну и убрала ему за ухо черную прядь. – Независимость тебе к лицу. – Она прижала ладонь к его щеке. – А вот одиночество не шло.

– Да уж, – подтвердила Далия, беря меня за руки. – Поэтому мы решили постоянно тебя навещать.

– Да! – эхом отозвалась Инес.