Книга Яростный свет - Кайла Стоун

уверена, но ей показалось, что Рейвен покраснела.

Вскоре Рейвен вывела ее на поляну между елями. Они преодолели крутой гребень и взобрались на гору.

Уиллоу ахнула. Казалось, перед ними расстилался весь мир. Мили и мили холмов, долин и гор. Ветер развевал ее волосы. Солнце ласкало и грело лицо. Мир вокруг был диким, суровым, опасным и потрясающе, до боли прекрасным.

— Так выглядит наш мир, — негромко проговорила Рейвен.

С такой высоты не были видны смерть и разрушения. Никаких пепелищ, руин и обломков некогда прекрасных зданий. Перед глазами Уиллоу предстала картина только то, что могло бы быть.

— Фантастика.

— Мой отец однажды сказал, что единственный человек, на которого могу положиться, — это я сама, что мир причинит мне только боль. — Она на мгновение замолчала, глядя на горы, приподняв подбородок. — Я любила его, но он ошибался. Возможно, в одиночку и удастся выжить. Но человек не может оставаться в изоляции и жить по-настоящему. Мы нуждаемся друг в друге.

Уиллоу искоса посмотрела на Рейвен.

— Так вот почему ты спасла меня от зараженных собак в тот день?

Тень вскарабкался по крутому склону и прижался к боку Рейвен. Высокий и величественный, с прижатыми ушами, он принюхивался к воздуху, а ветерок ерошил его блестящий черный мех. Рейвен положила руку на его царственную макушку.

— Вроде того.

Рейвен стянула с себя рюкзак, нагнулась и достала что-то белое и пушистое. С большой осторожностью она развернула вещь и расстелила ее на земле. Это была волчья шкура — та самая, которую когда-то носил Цербер. Рейвен с нежностью погладила пушистый белый мех.

Тень уткнулся мордой в шкуру, низко заскулив. Он откинул огромную голову назад и завыл протяжным, траурным звуком, полным скорби и утраты.

Уиллоу почувствовала, как ее собственное сердце сжалось.

— Вы с Тенью знали этого волка.

— Да, — тихо сказала Рейвен. Она поднялась на ноги и вытерла руки о штанины. — Она заслуживает свободы. Если не в жизни, то хотя бы в смерти.

Уиллоу ждала, что Рейвен объяснит, но она не стала. В глазах Рейвен скрывалось гораздо больше, чем можно представить. Она была загадкой, она и ее волк. Может быть, когда-нибудь Рейвен доверится Уиллоу настолько, что расскажет свою историю.

— Теперь ты уйдешь? Вот почему ты ходила к Церберу. Чтобы узнать о том парне, о котором говорила раньше.

На лице Рейвен появилось загадочное выражение, которое Уиллоу не могла прочесть. Опасения смешались с предвкушением. Тоска с потерей.

— Это то, что я должна сделать.

Уиллоу заправила свои непокорные волосы за уши. Она тихонько вздохнула и окинула взглядом живописную панораму, позволяя солнечному теплу согреть кожу.

— Ты вернешься? Хотя бы навестить нас?

— Не в гости. — Рейвен повернулась и посмотрела на Уиллоу, редкая улыбка заиграла на ее губах. — Что хорошего в целом мире без места, которое можно назвать домом?

Глава 37

Габриэль

— Что ты делаешь? — Спросил Мика с порога.

Габриэль оторвался от укладывания своих скудных пожиток в рюкзак в скромной квартире, которую он делил с Микой последние три недели.

— Мика. Ты меня напугал.

Нахмурившись, Мика большим пальцем вернул очки на место.

— Почему ты собираешь рюкзак? Почему у тебя такой вид, будто уезжаешь?

Габриэль сглотнул. Он еще не был готов к этому разговору, но похоже выбора нет.

— Потому что я уезжаю. Я должен.

— Нет, не должен! — Мика прошел в спальню Габриэля. Комната выглядела так же скромно, как и вся остальная небольшая квартира: белые стены, двуспальная кровать с белым пледом, серый кафельный пол, шкаф. Эти квартиры предназначались для рабочих «пчелок» Убежища, а не для элиты. Даже в раю некоторые вещи оставались неизменными.

Габриэль завернул нож, который Клео вручила ему вчера днем, в мягкую ткань и аккуратно положил в рюкзак.

— Он отлично сбалансирован, — заявила она ему в больнице с язвительной улыбкой. — Для метания в самый раз.

Вчера ее выписали после небольшой операции по восстановлению поврежденного пулей кишечника и мышц живота. Поскольку она не кинула нож в Слоан, Совет проявил милосердие, решив в этот раз спустить ситуацию на тормозах. В конце концов, в тот момент все в Убежище хотели убить Слоан.

— Я рад, что ты не умерла, — мягко сказал Габриэль.

Клео поморщилась, усаживаясь на больничной койке, и прижала руку к белому бинту, обмотанному вокруг живота. Она отказалась от медицинского халата и была одета в одну из своих любимых черных облегающих одежд, которую Тео привез для нее.

— Я слишком упряма, чтобы умереть.

— Я серьезно.

— И она тоже, — усмехнулась Селеста, сидя в кресле рядом с Клео. Она завернулась в мягкий кашемировый плед, положив правую руку под маленькую жужжащую машинку, примостившуюся на столике рядом с кроватью. Крошечные насадки распыляли на ее идеальный маникюр глянцевый гранатово-красный лак. Свечи и благовония украшали стол. Аромат терпкой корицы и ванили наполнял комнату.

— Рад видеть тебя, Селеста, — тепло проговорил Габриэль. Она захлопала ресницами, глядя на него, но ее улыбка была широкой и искренней.

— Она не дает мне ни минуты покоя, — проворчала Клео. — Они с Тео сводят меня с ума.

Селеста пожала изящным плечиком и улыбнулась Клео.

— И тебе это нравится.

Клео прикусила нижнюю губу и нахмурилась смутившись. Но она не стала резко возражать. При взгляде на Селесту жесткие черты ее лица заметно смягчились.

Селеста вынула руку из маникюрного аппарата, грациозно развернула свои длинные конечности и встала. На ней по-прежнему были белые сапоги на шпильках, в которых она казалась выше Габриэля.

— Я умираю от голода. Пойду закажу что-нибудь приличное, а не эту больничную гадость. — Выходя из палаты, она подула на ногти. В дверях задержалась и подмигнула Клео. — Помни, о чем мы говорили. Никакого насилия, пока полностью не восстановишься.

Габриэль с улыбкой посмотрел ей вслед, прежде чем снова повернуться к Клео.

— Она тебе подходит.

Клео хмыкнула. Через мгновение она призналась:

— Я не знаю, как все это делается. — Клео беспомощно взмахнула рукой в воздухе, как бы указывая на Селесту, Габриэля, все человечество.

— Все получится.

— Не знаю, смогу ли я. — Клео перебросила косы через плечо и свесила ноги с края матраса. На мгновение она опустила взгляд на кафельный пол, сжав пальцами тонкие простыни. В ее лице появилось что-то такое, чего он раньше не замечал. — Что мне делать? — с горечью спросила она. — Здесь нет для меня места. Я создана для войны, а не для мира.

— Ты можешь найти свое место, — заверил Габриэль. — Ты воин, но ты к тому же человек. Только ты можешь выбирать, как строить свою жизнь. С ненавистью, горечью и насилием