Книга 40000 лет назад - Дед Скрипун

воскликнул высунувшийся посмотреть: «Что там происходит», Яробуд. А смотреть на что действительно было. За спинами орды полыхала трава, стеной надвигаясь на них. Ни о каком обстреле уже не могло быть и речи. Кони под наездниками взбесились. Не любит эта животина огня, сильно не любит, боится до смерти.

— Вот зачем ему огниво понадобилось. Ай да герой. — Восхищенно смеялся дед, потирая руки. — Как же он траву-то свежую так подпалить удосужился? Вот же кромочник. Ай да затейник. Выживем, расцелую эту морду волосатую. Клянусь расцелую. Приготовитесь браты, сейчас полезут. Им теперь деваться некуда. Эх! Повеселимся напоследок. Плечом к плечу.

— Плечом к плечу! — герои поднялись из укрытия.

— Эй! — Раздался голос кузнеца, идущего к ним и подкидывающего с переворотом молот в руке. — Меня забыли. — Улыбка расползлась по его губам. — Я, то же хочу плечом к плечу.

Друзья переглянулись, посмотрев друг другу в глаза, и хлопнули, кивнув, словно соглашаясь с незаданным вопросом, «по рукам»

— Как хоть зовут-то тебя воин? — Улыбнулся Федор. — А то в суете так и не познакомились.

Тот приосанился, расправил плечи, словно показывая товар лицом:

— Перл, я. Кузнец местный. Только шибаетесь вы други, я не воин. Крови шибко боюсь.

Глядя на залитого с ног до головы, этой самой кровью, которую он боится, человека, друзья не смогли сдержать смеха. Тот сначала не понял, что их так рассмешило в его словах, осмотрел себя, и тоже присоединился, заразительно хлопая себя по коленям.

— Давай брат, вставай рядом. Плечом к плечу. — Прохохотал Яробуд, выражая общее мнение. — В такой компании и помирать веселее. Сейчас вражины на прорыв пойдут. Луками они теперь вряд ли воспользуются, вон как плотно в кучу сбились, так, что смелее. Не давайте им через телеги перескочить.

Бой разгорелся по новой. Мельканье мечей, топоров и молота, слились в единой какофонии хаоса, брызгами крови. Река, только-только начавшая приобретать естественную, природную прозрачность вновь окрасилась в буро-красный цвет. Злобные лица, хищные улыбки, раскрытые в предсмертном крике рты, и запах смерти вокруг. Когда ведешь такую схватку, не замечаешь ничего. Есть только враг, которого надо убить, и есть друг, которого надо прикрыть и спасти. Своя жизнь не имеет значения в эту минуту. О ней не думаешь, если ты, конечно, не трус.

Первым пал Яробуд. Прикрывая Федора от удара меча, грозящего снести парню голову, он раскрыл правый бок, в который воткнулось короткое копье. Напоследок срубив руку, которой был нанесен смертельный удар, старый воин рухнул под ноги, моментально сомкнувшимися над ним, телами мечущихся врагов. Взревевший в ярости оборотень, мгновенно перекинулся в волка и врезался в эту кучу, горя дикой жаждой мщения, смяв своим телом растерявшихся от неожиданности людей, которые, однако очень быстро пришли в себя и набросились на него со всех сторон.

Как не пытались прийти к нему на помощь, стоявшие спина к спине Бер с Федограном, у них ничего не получилось, слишком плотно их обступили, в узком проеме моста. Они бились в полном окружении, изнемогая от усталости и покрываясь все новыми и новыми ранами.

В самом конце моста стоял кузнец. Молот давно вылетел из скользких ладоней, но он яростно отмахивался оглоблей, вырванной из одной из телег, не подпуская к себе захватчиков, которые всеми правдами и неправдами пытались сбить его с ног, но у них ничего не получалось. Этот огромный человек, словно был сделан из железа, и никак не хотел падать.

— Вот оно счастье. Шепелявил неизвестно от куда взявшийся шишок на плече у одного из нападавших, вцепившись тому в ухо зубами, и пытаясь оторвать его от головы. — Всю жизнь мечтал подохнуть героем. — Не оставлял он своих попыток, уворачиваясь от кулаков воющего от боли врага.

— Гойда — Взорвался воздух кличем воеводской дружины, и сверкая доспехами на выручку нашим героям метнулась конная лава. Впечатляющее зрелище летящих над полем воинов с вскинутыми копьями, в стелящимся голубоватом дыму пожарища, словно не касающихся земли копыт боевых скакунов.

Они выстояли. Враг не смог пройти и разорить город, уперевшись в мост, ставший с этого дня легендарным. Маленькая кучка героев остановила орду. «Такого не может быть?». — Скажете вы. Тогда вспомните «Триста спартанцев», сомнения исчезнут.

Глава 22 Снова в дорогу

С учителем прощались тут же, у моста, отныне ставшего называться не иначе как Яробудовым, в честь великого ратного подвига, совершенного великим воином и его учениками. Подвиг этот обрастет со временем легендами, и останется в веках в виде сказок.

Извлеченный из завала бездыханных тел, Вул был жив, сильно изранен, без памяти, но жив. Оборотня вообще тяжело убить простым оружием, такова сущность кромочника, тем более потомка одно из величайших представителей рода волколаков — Ратмира.

Парень так и лежал в образе волка, когда его грузили на телегу, только едва слышное, редкое дыхание, говорила о том, что в его теле осталась еще слабая искра жизни. Его отправили в город, для лечения, сразу после того, как только дружина добила остатки орды.

В плен никого не брали. Может быть, если бы старый конюх остался жив, пощаду получили бы те немногие, что сдавались в плен, но слишком любили ратники старика, и потому простить его смерть не смогли.

Перед огромным полыхающим, погребальным костром, стояла на коленях вся дружина. Федогран, не скрываясь, и не боясь осуждения плакал, выливая со слезами скопившуюся в душе боль. Но он был не один такой. Даже суровый воевода, изредка смахивал слезу с глаз, хоть и пытался выглядеть невозмутимым. Но когда внутри все разрывает от горя, тяжело удержать себя от искренности, она сама находит выход, и стыдится этого не надо.

Бер, послав к Морене, всех кто пытался ему помочь вытащить из ноги обломок стрелы. Он так и ходил с ней, не морщась, словно не чувствуя боли в кровоточащей ране. Он собирал дрова для погребального костра. Лицо медведя даже не смотря на и так врождённую невозмутимость, теперь стало совсем, как застывшая восковая маска и ничего не выражало. Такое отсутствие проявления каких было чувств — это даже для него было слишком… Только когда заполыхало пламя, забирающее учителя в дорогу к реке Смородине, и Калиновому мосту, для перехода в мир Нави, скупая слеза скатилась по щеке, и все. Дальше он стоял на коленях, не шелохнувшись, все время пока горел огонь, и молчал.

Всегда нахального, и болтливого до зубовного скрежета слушателей, шишка, было не узнать. Илька еле слышно, не останавливаясь ни на минуту, себе под нос, бормотал молитвы