Книга Архонт Варанги - Андрей Каминский

воды обильно окрасились кровью сорочинов, принесенных в жертву Перуну и Морскому Царю. Святослав же, приказав убрать паруса, на одних веслах прокладывал путь меж сотен мелких островов и коралловых рифов. Остановился он лишь у островов Дахлак: еще совсем недавно — данника Абуль-Джейш Исхака, а сейчас, по праву завоевания, владению князя русов. Напротив этих островов поднимался эфиопский берег, где, как уверял Тэкле-Амлак, его уже ждут сторонники, предупрежденные о возвращении принца от сновавших между Забидом и Дахлаком торговцев и рыбаков.

— Народ мой возрадуется, узнав о моем возвращении, — горячо говорил принц, — и мы, как один, сплотимся против мусульман, язычников и проклятых иудеев, после чего Аксум возродится во всей своей силе и славе. И снова, как встарь, две христианские империи станут плечом к плечу против врагов Христа.

Святослав решил помолчать о том, что не так давно величайшим «врагом Христа» у ромейских правителей числился он сам — да и сейчас он не так, чтобы сильно преисполнился почтения к вере Распятого. Но все же, сейчас они были его союзниками против сорочинов — и он решил поддержать аксумского принца. Оставив на Дахлаке нового воеводу — лютича Бранибора, — Святослав, взяв с собой три лодьи, направился к эфиопским берегам. С ним же увязался и цесаревич Василий.

— Я наследник города царей и воин твоей Варанги, — сказал Святославу, — именно со мной будет говорить о союзе этот эфиоп, когда настанет время. И у меня не меньше прав, чем у тебя смотреть как он взойдет на трон.

Лодьи причалили в заливе Адулис, возле одноименного города — некогда славного и богатого, с обширным портом, а нынче пришедшего в совершенное запустение. Принц, облачившийся в тунику, покрытую коптскими крестами и разными геральдическими символами, с горделивым видом первым шагнул на берег, за ним проследовали Святослав и Василий, а затем и остальные воины варанги. Они не сделали и десяти шагов меж разрушенных строений, когда перед ними вдруг появилось несколько человек, одетых также, как и сам принц, с темными лицами, обрамленными черными бородами. Впереди них стоял высокий мужчина, средних лет, с орлиными носом и пронзительными черными глазами. На его поясе, украшенном золотыми пластинами, красовался странный меч, напоминающий большой обоюдоострый серп.

— Мы приветствуем принца, — сказал он, склонив голову, — весь Аксум возрадуется, услышав о возвращении императора.

Тэкле-Амлак милостиво кивнул и шагнул вперед, чтобы коснуться головы воина, преклонившего перед ним колено. Что-то в его поведении насторожило князя: какая-то странная улыбка, что мелькнула на губах эфиопа, прежде чем он склонил голову.

— Подожди!- он схватил за рукав принца, но тот вырвал руку. Преклонивший колено мужчина поднял голову и в его темных глазах мелькнул фанатичный блеск.

— Да восславится Пылающий Огонь! — крикнул он и, прежде чем кто-то успел его остановить, эфип сорвал с пояса меч и полоснул им по животу Тэкле-Амлака. Принц согнулся пополам, словно пытаясь удержать вываливающиеся внутренности, когда вероломный соплеменник отшатнулся, выдергивая меч, вместе с тянущимися за ним блестящими кишками. Эфиоп успел повернуть к Святославу искаженное болью пепельное лицо, но князю уже было не до столь глупо погибшего претендента в императоры: в уши ему со всех сторон ударил воинственный клич.

— Асагату! Асагату!

Из-за окруживших русов строений вдруг разом появилось множество воинов: смуглых и совсем чернокожих, в доспехах и полуголых; размахивающих серповидными мечами, дубинами и копьями. Оглушительно завывая, они кинулись на белых чужаков.

— Держать строй! — рявкнул Святослав, — стена щитов!

Первому же эфиопу, — чернокожему, раскрашенному причудливыми татуировками, — пытавшегося «выдернуть» князя из строя своим кривым мечом, Святослав сходу срубил голову, заступившего на его место воину располосовал от плеча до пупка. Плечом к плечу с князем рубились и остальные русы: взметались окрашенные кровью мечи и топоры, снося головы, врубаясь в грудные клетки, прорубая и кости и плоть и сталь доспехов; превращая нападавших в окровавленные куски мяса. Ожесточенно, как настоящий варвар, бился и цесаревич Василий, отбивая направленные в него удары, орудуя мечом и чеканом, он вместе с остальными воинами сдерживал вероломных эфиопов. Но все громче слышались воинственные вопли и все новые черные орды скатывались с холмов, спеша в покинутый город, чтобы не дать уйти белокожим воинам.

Внезапно в шум битвы врезался новый голос, на миг перекрывший все остальные звуки и все эфиопы вдруг отхлынули, словно черный отлив людского моря.

— Асагату! Асагату! — со всех сторон доносился шепот, полный благоговейного восторга.

А Святослав, сощурив глаза, смотрел как в город, верхом на черном коне, въезжает молодая смуглая женщина, в добротной кольчуге ладно подогнанной по изящному девичьему стану. Точеные черты лица завораживали необычной, почти нечеловеческой красотой. Черные волосы заплетенные в множество кос, выбивались из-под полированного стального шлема, в форме луковицы, украшенного гравированными шестиконечными звездами. Огромные черные глаза неотрывно смотрели на князя русов. За спиной ее следовали вооруженные до зубов всадники, также в доспехах и шлеме. Вот женщина бросила им несколько слов и они послушно остановились, пока незнакомка бесстрашно подъехала почти вплотную к князю. Святослав хмуро посмотрел на нее — он узнал и язык