Книга Та, которой нет - Маша Ловыгина

никак не хотела укладываться в нужную фразу.

Влада повернула к нему покрасневшее лицо.

— Она не могла… — часто закрутив головой, Влада прищурилась. — Ты не знал ее. Она бы никогда… Ее заставили! И я докажу, что ее убили. Я все равно это докажу.

— Как? — еле слышно произнес Глеб.

— Если бы я знала… Но, поверь, я доберусь до правды, — Влада почти полностью развернулась к нему. — Скажи, Стася хорошо водила машину?

— Как сказать… лихачить любила… Но в городе вряд ли могла себе такое позволить, — осторожно сказал Глеб.

— Ночной город зимой почти вымирает. Дороги за городом в такую погоду чаще всего пусты. В центре еще ездят такси, но это было раннее утро, не забывай… Вы с Бархатовым крепко спали, — в голосе Влады неуловимо сквозил вопрос, но Глеб словно пропустил его мимо ушей. — Что все-таки с камерами?

— Кажется, Бархатов не включил их тогда… — нехотя ответил парень.

— Что-то произошло между ними ночью… Я знаю. И она решила уйти. Уехать как можно дальше от этого… этого человека. Тормоза были неисправны. Ты об этом не знал, хотя это входит в твои обязанности. Значит, это сделал человек, который вхож в дом, или тот, кто живет там… — Глаза Влады расширились и наполнились решимостью. — Он чуть не убил ее на охоте, ты в курсе?

— Это был несчастный случай… Полгода уже прошло, и она все равно была с ним…

— Он не отпускал ее! — убежденно сказала Влада. — И не хотел отпускать в тот, последний, день. Возможно, предчувствовал, что это может произойти.

— Я не понимаю, к чему ты клонишь? — Позади раздались гудки, и Глеб вдруг опомнился, будто позабыв, что он на дороге. Чертыхаясь, стал выруливать вслед за потоком.

Снегопад не уменьшался — сыпал, словно на небесах вспороли пуховую перину. Или одеяло, серое и тяжелое, размером с небо, конца и края которому не было видно. Казалось бы — короткая передышка между морозными днями, но и тут природа требовательно заявила свои права, чтобы помешать привычному распорядку и человеческим планам.

— Он испортил тормоза, — пугающе спокойно сказала Влада.

— Кто? — ошарашенно переспросил Глеб.

— Бархатов. Он сделал все, чтобы она погибла.

40

Когда они приехали в коттеджный поселок и остановились у ворот дома Бархатова, Глеб заглушил мотор, но из машины не вышел. Влада тоже сидела молча, словно оцепенев от всего того, что сказала и прочувствовала. Болела голова, гудели ноги, и дико хотелось спать, будто она несколько часов выполняла тяжелую работу. И все же, где-то в груди заметно полегчало — как если бы ей приходилось долгое время таскать на себе камень, а сейчас удалось от него избавиться. Слова, сказанные ею, вихрем проносились в голове, путались, сплетаясь в клубок, но ни за одно из них ей не было стыдно. Все, что она должна была выплеснуть из себя, было выплеснуто. И то, что именно Глеб оказался с ней рядом в этот момент, было правильно. Он имел право знать, потому что не считал возможным никого осуждать. Даже Бархатов, по его мнению, был почти святым, а это значит, что и она не худший экземпляр рода человеческого.

— Тебе пора, — сказала она.

— Я успею, — ответил он.

Влада достала из кармана платок и потерла место под глазами.

— Не три, — Глеб потянул ее за рукав. — Лучше водой.

Влада кивнула. Вздохнув, нажала на ручку двери.

— Что ты решила? — спросил Глеб. — Надеюсь, ты не пойдешь в полицию со своими подозрениями?

Влада дернулась и обернулась к нему:

— Надеешься?

Глеб посмотрел на нее таким взглядом, что Влада поежилась. В этом взгляде она увидела смятение, вопрос, просьбу и… страх.

— Я думала, что ты мне поможешь? — с надеждой спросила она. — Что мы сделаем это вместе — дадим Стасе шанс остаться среди нас. Чтобы о ней помнили и знали, какой она была… Что она вообще была, понимаешь?

— Да, конечно… — Глеб некоторое время массировал лоб, закрыв глаза, словно пытаясь заставить себя поверить в правильность этого решения.

Влада понимала это и не торопила его. В конце концов она и сама не была абсолютно уверена в том, что поступает верно. Однако поделать ничего с собой не могла — ее просто распирало от желания докопаться до сути. Всем своим нутром она ощущала, что сможет это сделать. Что она должна знать правду, какой бы горькой или, возможно, бесполезной она ни была.

Влада приоткрыла дверь. Внутрь ворвался свежий холодный воздух, и ей захотелось остаться в салоне, рядом с Глебом, чтобы не возвращаться в этот пустой дом, наполненный ароматом экзотического цветка, болезненных воспоминаний и диких фантазий. Это было слишком для нее. Оно ей было просто не нужно — все то, что окружало Стасю. Но поверить до конца в то, что Иволгина сознательно пошла на связь с Бархатовым, у нее не получалось, хотя многое говорило именно об этом. Какая, собственно, разница теперь? Важно лишь, что Стаси нет, что с ней случилось несчастье, и возможно только она, Влада, сможет приоткрыть завесу тайны над ее смертью. Странное и непонятное поведение Кирилла Андреевича лишь еще больше сгущало краски, наводя на мысли о его вине.

Даже Глеб не верит ей, так яростно защищая Бархатова. А что если он прав, и она поторопилась с выводами? Что если все гораздо сложнее, чем она может себе представить? Хватит ли у нее мозгов, чтобы разобраться, ведь она уже достаточно натворила, запутавшись в своих эмоциях и иллюзиях…

— Мне нужно время, — наконец сказал Глеб.

Влада качнула головой, соглашаясь.

— Скажи, — вдруг спросила она, — а ты был на той охоте?

Глеб моргнул, задумался на мгновение, а затем ответил:

— Да, был. Недолго, правда. Я не люблю охоту.