Книга Охотники за курганами - Владимир Николаевич Дегтярев

коновалов. Найду вас быстро!

— Шайтан бекши! — взвизгнул один из стариков и, не сев на лошадь, побежал от чертовой проницательности русского человека. Оставшиеся киргизы тихо повели своих коней за убежавшим. В их тороках покойно позвякивало русское серебро.

Джунгары взяли купленный конский косяк в полукруг, гортанно взвизгивая, погнали животных к переправе у Тобольска.

Красиво шли кони, резво и размашисто.

Эх, жизнь! Сильна она, жизнь!

Князь дополна груди вздохнул пыльного воздуха, наполненного едкой конской выработкой, сладковатой горечью жестких трав, угаром угольев от вяло тлеющих кострищ. Сильна перед человеком жизнь, и жить — надо!

— Олейников, — не повышая голоса, сообщил князь, пересчитав остаток серебра в пятой кисе, — денег не хватает в четвертой кисе. У кого брал?

— Ворон… ученый немчин давал кисы… Александр Александрович Гербертов изволят спать.

— А часом, ты не унюхал…

— Есть, Ваше сиятельство, — переступив ногами, сообщил есаул Олейников, — разит из «сундука», как из кружальной бочки… Так ты тем охальникам башки разве снесешь?

— Это — будем посмотреть. Гербергова мне разбуди и пусть сюда идет.

***

Через малое время перед сидящим с поджатыми накосяк ногами князем стоял Гербертов. От него свеже несло вином. Князь, отвернувшись, матерно выругал особого посланника Императрицы.

Из путаных, пьяных, да в присутствии есаула объяснений Александра Александровича стало ясно, что Джузеппе Полоччио вчерась обыграл его в карты и пришлось особенному посланцу Императрицы, дабы не ронять чести, заимствовать толику серебра — 85 рублей из походной казны для расчета по чести. Что будет возмещено.

— При возврате экспедиции в Тобольск, — чутка помедлив, досказал Гербертов.

— А возвращать некому будет, — намеренно и весело подмигнув есаулу, рассмеялся князь. — По древнему обычаю воинского похода, сегодня перед походной колонной я тебе башку срублю… Я всех же принародно предупреждал, твое превосходительство, о запрете пьянства на походе! Иди, готовься.

— Шею умой, — грубо добавил есаул Олейников. — Мне тебя придется сполнять. Противно же… по грязной-то шее… окропленной в церкви саблей… Как по бабам шлындать, так, поди, все части тела себе обмываешь. А как с Богом встречаться — и так сойдет! Тьфу!

Гербергов, чуя звон в ушах, подседая в коленках, по кривой пошел к вагенбургу. Услышал вослед голос князя:

— Жаль, иноземец нагло пьет при нас. Жаль и того, что ему голову рубить никак невместно. Но опосля похода обязательно накажу его по древнему русскому наказу. И пусть он об этом знает!

Гербергов прислонился холодным лбом к металлической двери повозки. Открыть дверь силы не хватило. Он так и припал на колени.

К обеду в стане послышались дальние выкрики и понукания. Походный обоз, загруженный у переправы, потянулся мимо потухших костров стана.

Передней повозкой правил Егер. Он при виде князя, есаула с обнаженной саблей и стоящего на коленях Гербергова заорал было: «Тпру-у-у!»

Артем Владимирыч погрозил Егеру плеткой. Егер понятливо стеганул свою лошадь, поддал ходу, поднялся с передка и отдал князю честь.

Ехавшие за ним стали тоже подниматься с передков телеги и чествовать Артема Владимирыча.

Гербергов, стоя на коленях, одревенел телом. Всех чувствований в нем было — звон по телу да звон в ушах. Где-то в груди прижалась мысль, что Джузеппе Полоччио спасет его… отобьет у проклятого майора. Да счастливой мыслишкой скакал тот факт, что шею утром он все же помыл. Ошибся клятый казак!.. И все, покудова…

Обоз промчался. Князь Гарусов ждал, не командовал есаулу.

Но Полоччио не показывался из «сундука».

Он лежал там на походной кровати, ждал хрустящего удара сабли и звука лопнувшего пузыря. Когда голова отделяется от тела и наружу вылетает ком крови, так слышно — будто пузырь лопнул.

Если Полоччио пальцем не шевелит — значит, понял Артем Владимирыч, истинная цена Гербергову в этом походе окончательно установлена.

Как было перед тем уговорено, молодой урядник, из забайкальцев, подтянул к ногам есаула Олейникова старого барана белой шерсти.

— Купил за полтинник медью, — сообщил про барана молодой есаул.

Есаул коротко свистнул и ударил животное саблей. Безголовый баран крутанулся в руках урядника, обдав тёплой липкой кровью голову и обнаженную грудь Гербергова.

Есаул пошел с урядником прочь от крови, на ходу протирая клинок пучком травы.

Гербергов и князь остались вдвоем.

— Теперь понял, Ваше высокородие, цену свою? Понял, спрашиваю? Второй раз тебя от смерти спасаю, третьего — не будет. Берегись теперь Акмурзы и меня.

— Барана белого… зачем?.. Барана белого?.. — просипел обмякший Гербергов.

— Обычай али не кумекаешь? Оценен сей старый баран в полтину медью. Как будто жизнь твоя оценена. Али не знал сего обычая, Александр Александрович? Теперь… всегда носи с собой полтину, либо… кажинный день шею свою умывай…

Гербергов тяжко поднялся с колен. Платком пытался вытереть животную кровь с лица.

Сзади них в вагенбурге тонко скрипнуло окно.

— … Либо будешь мне докладывать каждый шаг этого иноземца. Каждый шаг, каждую бумажку! Как ты письма ко мне, от родителей да от невесты прочел и кому-то доложил… сволочь!

Жестко ударяя себя плеткой по сапогам, князь пошел прочь от остывающего тела старого белого барана.

Полоччио молчал там, за катаным железным листом вагенбурга. Отчего не взъярился на князя, не заступился за Гербергова — ученый посланник и сам не знал.

— Артем Владимирыч! — послышался знакомый, басовный голосище. — И я примчал проститься!

Догоняя обоз, по приречному склону принесся на легкой пролетке кержак Калистрат Хлынов. Он сутки томился на перевозе, ожидая, пока в таборе у последней черты покончат нововерные церковные обряды.

Калистрат сам правил, сидя кучером. На кожаном сиденье пролетки среди малых пожитков разместились два бородатых старца.

Князь обнял Хлынова.

— Уже пошли, — буднично сообщил староверу Артем Владимирыч. — Прощевай, Калистрат. Кланяйся от меня Настасье Старой.

— Уж это — обязательно! Откланяюсь, княже!

Тут же, оглянувшись, Хлынов потихоньку отодвинул князя от потока телег.

— Разреши мне дать тебе последний совет. Не столько совет, сколько — советчиков. Вон, в пролетке сидят. Возьми в строй стариков — не пожалеешь, князь!

Артем Владимирыч с ужасом глянул на старовера:

— Своих начетчиков мне суешь? Почто?

— Охолонись, князюшка! Не начетчики это, а люди, до твоей заботы наиважнейшие! Вон тот, что лицом полон, это — Баальник. Он не раз бывал в таковских набегах на инородческие земли. Дело сие знает практично и может от беды уберечь. А второй — ох, второй! Он — Вещун! Хоть он и худ, а жилист, что твой Егер. Сказки станет баять, притчи древние. Летние ночи, они тягучи, обязательно балакирь нужон!

— Так