Книга #В поисках янтарного счастья - Джейн Бартош

на десятый этаж и нашли на лестнице сколоченные из тонкой фанеры ящики, видимо, раньше служившие для хранения фруктов. Мы тотчас забрали себе по одному ящику и, перевернув их вверх дном, приспособили под прикроватные тумбочки.

У нас было мало мебели – в основном та, что досталась нам даром от родственников или соседей; письменный стол был один на двоих с братом. Мама гордилась им, рассказывая, как она сама делала за ним уроки. Стол был громоздкий, неповоротливый, со встроенной тумбой и покосившейся от времени дверцей, а на дне одного из ящиков синело огромное пятно от когда-то пролитых чернил. Углы стола ободрались от частых переездов, зато мама разрешила мне перекрасить стол на свой вкус.

Дедушка привез нам несколько стульев с работы – он тогда работал завхозом на одном государственном предприятии и мог распоряжаться «списанной» мебелью. Понемногу мы обживались на новом месте.

Наш новый дом оказался в десяти километрах от дома бабушки и дедушки и, соответственно, на таком же расстоянии от школы. Мы с родителями решили, что мне не нужно снова менять место учебы, и я начала ездить в школу на троллейбусе, а брата перевели в школу у дома – все-таки он был помладше, и родители переживали, что он будет шататься абы где. Родителям теперь тоже было гораздо дальше добираться до работы. В тридцати минутах ходьбы пешком от нашего дома находилось метро, а до остановки автобуса можно было дойти минут за пятнадцать, но вечерами приходилось идти в потемках, минуя неосвещенные дворы пятиэтажек – места сбора местных наркоманов и алкоголиков.

Нам с мамой казалось, что, как только мы переедем в свою собственную квартиру, подальше от папиных родственников, наши проблемы разрешатся и жить станет проще. В какой-то степени нам и правда зажилось лучше и свободнее, вот только на папе перемены сказались губительно.

Когда в стране случился дефолт, родителям перестали платить заработную плату, и жить стало не на что. По ночам папа начал «таксовать» на своей машине – ездил по Москве и подвозил людей за деньги. Иногда ему удавалось немного заработать. Иногда его злостно обманывали пассажиры и оставляли без гроша. Случались и грабители на его пути, после чего он положил металлическую биту под свое сиденье и начал возить с собой служебный пистолет. Родители сделались угрюмыми. Видно было, какое тяжелое время настало.

Мы стали замечать, что папа пристрастился к алкоголю. Он всегда был душой компании, его все любили за отзывчивость и веселый нрав и частенько звали помочь: перевезти вещи или отвезти родственников на железнодорожный вокзал. Расплачивались друзья не деньгами, а спиртными напитками.

По утрам отец производил впечатление вполне благополучного мужчины, он брился, шутил и пил чай с бутербродами. Мы собирались в школу, папа – на работу. Днем, когда мы с братом возвращались из школы, то обнаруживали отца дома и уже слегка подшофе. Это означало, что отец забросил работу и ударился во все тяжкие – скорее всего, он позвонил начальству и отпросился на несколько дней на больничный, соврав, что подцепил простуду.

Папа был весьма изобретателен, когда старался скрыть от нас свои пристрастия, поэтому небольшие бутылки огненной воды были распиханы в шкафу с его одеждой, в ящике под диваном, обнаруживались в старой кастрюле на кухне. Мама оправдывала поведение отца, объясняя это экономическим кризисом, проблемами на работе и отсутствием денег. Она уверяла нас, что скоро все наладится и мы вернемся к прежней жизни.

Но годы мчались один за другим, а становилось только хуже. Тот самый папа, который учил меня стрелять из ружья, который рассказывал анекдоты и смешил меня, изображая злодея, грозящего защекотать до смерти, тот самый папа казался мне теперь чужим человеком.

Когда мне исполнилось четырнадцать, отец отметил тридцатишестилетие. Но у меня складывалось впечатление, что я старше и разумнее его.

Больше всего тогда меня занимали два вопроса: в какой момент все рассыпалось и что стало с нашей семьей? Мне всегда казалось, что у меня было необычайно счастливое детство. А с переездом в большой город что-то надорвалось, и наша добротная, слепленная заботливыми мамиными руками жизнь покатилась с горы, словно снежная лавина, сшибая на своем пути все хорошее и светлое, что у нас было.

Я глянула на свое отражение в оконном стекле и невольно улыбнулась – на меня смотрела круглая голова с десятком торчащих в разные стороны тоненьких косичек. Завтра к нам в школу приезжает фотограф, и я делаю свою фирменную прическу, которую мальчишки ласково прозвали «взрыв на макаронной фабрике», хотя по мне это очень смелая и экстравагантная укладка, которую я могу сделать своими руками. Поэтому вечером я помыла голову, наполовину подсушила волосы и заплела тугие косы, чтобы всю ночь ворочаться и проснуться с больной головой, но с кучерявой пышной гривой. Кожа чесалась от тянущих ее волос, я брала вилку и чесала ей голову, испытывая неимоверное удовольствие. Из года в год я терпела эту экзекуцию, но делала косички на ночь перед всеми праздниками, дискотеками и другими школьными событиями.

Фотограф приезжал к нам в школу всего раз в год, и это было долгожданное событие, потому что эта фотография – память о целом учебном годе, по которой потом можно будет отследить, как мы росли, как менялась мода в одежде, с кем мы дружили, а с кем не очень, кто был ботаном, а кто выскочкой.

Утром я всего лишь расплела косы, завязала волосы в высокий «конский» хвост, расправила их руками, не расчесывая. Надела черные брюки, черные ботинки на платформе и белый свитер с нежными зигзагообразными горизонтальными линиями разных цветов – розового, салатового, голубого. Это был мой самый любимый свитер, он достался мне от мамы, когда-то она его носила. Мой собственный вкус был не таким утонченным, я обожала джинсы зеленого цвета в желто-коричневую клетку, яркие водолазки цвета термоядерного салата или в зелено-бело-коричневую полоску, коричневую жилетку и грубые ботинки гриндерс на массивной подошве.

Я часто донашивала мамины вещи, это было гораздо проще, чем купить новые. Когда я была младше, некоторые из моих вещей передавались по наследству брату. А если у соседей находилась единственная дочка старше меня, то мне могло перепасть что-то из обновок. Технически вещи не были новыми, но для девочки, которая может по пальцам пересчитать свои наряды, это весомое прибавление.

Когда мы переехали, речи о том, что я поменяю школу, не было. Это была очень хорошая школа с сильными учителями. Единственным недостатком было расстояние до школы – десять километров,