Книга Виолетта - Исабель Альенде

сказал нам детектив.

— Клянусь, он пожалеет об этом! — воскликнул потрясенный Хулиан.

Он поселил нас с Ньевес в отеле «Дворец Цезарей», где мы с моей неуловимой дочерью разместились в одном номере, потому что она отказалась жить в люксе отца, где было две спальни, гостиная, панорамный вид на этот искусственный город и даже выкрашенный в белый цвет рояль, который, как нам сообщили, принадлежал знаменитому пианисту Либераче. Меня смущало ее присутствие, рядом с ней я чувствовала себя робкой и виноватой. Я видела себя глазами Ньевес, осуждающими и презирающими; она терпела нас с отцом лишь потому, что надеялась развести на деньги, но я не могла ее в этом упрекнуть, мне хватило поверхностной прогулки по ее миру, чтобы проникнуться глубочайшим состраданием. Я бы отдала все, чем владела в этой жизни, Камило, если бы это хоть как-то ей помогло.

Оказавшись в отеле, Ньевес первым делом приняла ванну с пеной. Ее долго не было, я отнесла ей чашку чая и обнаружила, что она спит в почти остывшей воде. Я помогла ей вылезти из ванны, а когда оборачивала полотенцем, обнаружила у нее на спине шрам.

— Что с тобой случилось, Ньевес? — встревожилась я.

— Ничего. Царапина, — ответила она, пожимая плечами.

Она так и не рассказала, что произошло, и отказывалась говорить о своей жизни и о Джо Санторо.

— Я ничего о нем не знаю, мы не виделись целый год, — солгала она.

Моя дочь привезла с собой только сумку с брюками, кроссовками и косметикой; у нее не было при себе даже зубной щетки. Пока я пыталась о ней заботиться, точнее, за ней присматривать, Хулиан купил ей чемодан и наполнил его дизайнерской одеждой из роскошных бутиков, изобиловавших на Стрипе. Таков был его способ справиться с невыносимой тоской, которая разрывала сердце: потратить на дочку побольше денег.

Ньевес прожила с нами в отеле около недели; этого было достаточно, чтобы Хулиан преисполнился веры, что ее можно спасти, но я не разделяла его оптимизма. Я отчетливо видела симптомы, которые замечала раньше у других: зуд в теле, бессонницу, озноб, судороги, боль в костях, тошноту, расширенные зрачки, спутанность сознания и тревогу. Стоило зазеваться, Ньевес исчезала из номера и возвращалась умиротворенной; поблизости всегда околачивались дилеры, и она знала, как их распознать. Думаю, наркотики ей доставляли прямо в номер, спрятав среди тарелок на подносе или в сумке с чистым бельем, которую приносили из прачечной. Краткое перемирие во «Дворце Цезарей» закончилось в тот миг, когда она получила от отца достаточно денег. Она украла мои часы, золотую цепочку, паспорт и снова исчезла.

На этот раз Хулиан знал, где искать Ньевес, и с помощью Роя и еще одного человека ее похитил — нет другого способа описать то, как это выглядело. Меня он предупреждать не стал, потому что знал, что я буду против. Дело было вечером, Ньевес прогуливалась по улице, рядом остановилась машина, она подошла, полагая, что это потенциальный клиент. Рой и его подельник выскочили одновременно, накинули ей на голову куртку и силой затолкали в салон. Она отбивалась, как затравленный зверь, но куртка заглушала крики, и никто не вмешался, хотя свидетелями зрелища были несколько человек, в том числе и охранники: в казино и ресторанах был самый горячий час.

Хулиан положил Ньевес в психиатрическую клинику на окраине одного из городов в штате Юта, где на нее надели смирительную рубашку и заперли в палате с мягкими стенами. Она была уже совершеннолетней, и у отца не было полномочий на подобные действия, но для Хулиана не существовало ничего невозможного, всегда имелся способ добиться поставленных целей, иногда в обмен на деньги, иногда с помощью таинственных связей, которые действовали по принципу «я тебе, ты мнеь.

На следующий день Хулиан все мне рассказал и добавил, что мы вернемся в Майами, так как Ньевес в нас не нуждается; клиника сообщит, когда будет выписка, и мы ее заберем. К тому времени у нас будет план, как ей помочь, но первым делом нужно вылечить ее от зависимости. Подобная стратегия вновь исключала меня из жизни дочери.

— Нет, Хулиан. Я буду с ней рядом, — объявила я.

Мы поспорили, как обычно, и в конце концов он уступил.

— В таком случае я попрошу Роя тебя отвезти — не хочу, чтобы ты ехала на автобусе.

Мы проделали двухчасовую поездку по жаркой пустыне, в дороге молчали, потели, окошки были открыты, потому что Рой курил одну сигарету за другой и с кондиционером мы бы задохнулись. Клиника представляла собой двухэтажное бетонное здание, напоминающее монастырь, она стояла посреди сада из кактусов и камней, окруженного деревянным забором и кустарником. Поблизости не было ни души, только безбрежная пустыня из песка, камня и соляных отложений.

Нас встретила женщина, которая представилась администратором и объяснила, что может обсудить это дело только с мистером Браво, который не оставил никаких инструкций в отношении меня.

— Я мать пациентки! — воскликнула я, собираясь наброситься на эту заразу, как завзятый псих из ее клиники.

— Идем, Виолета; вернемся завтра, — умолял Рой, обнимая меня.

Я уткнулась носом в его мокрую от пота, пахнущую табаком рубашку и разрыдалась.

Рой снял две комнаты в пансионе, где предлагались кровать и завтрак, велел принять душ и переодеться, а затем повел меня в ресторан для дальнобойщиков на обочине трассы.

Мне не разрешили ни повидать Ньевес, ни поговорить с врачами. Я торчала в приемной клиники с самого утра, пока меня не выставили вон. Я была уверена, что дочери плохо. Я подозревала, что ее лечат жестокими методами. Видя меня в приемной изо дня в день, Зараза сжалилась, приносила мне чашку чая с печенькой и рассказывала, что у Ньевес все в порядке, она отдыхает и постепенно поправляется, но не пожелала объяснять, в каких условиях ее содержат, не сидит ли она взаперти, в наручниках или в состоянии наркотического опьянения.

— Как вам такое пришло в голову? Это современное учреждение, мы не в Средневековье.

В этом долгом и трудном ожидании меня поддерживал неожиданный друг: Рой все это время оставался со мной. Позволь мне рассказать тебе о нем, Камило, потому что он много сделал для твоей мамы и для тебя.

Он утверждал, что его имя Рой Купер, но очень может быть, что его звали по-другому, он был скрытным парнем и ничего о себе не рассказывал. Я понятия не имела, откуда он родом, ничего не знала о его прошлом, семейном положении или настоящей профессии, хотя мы проводили вместе многие