Книга Стальной король - Девни Перри

ее крыльцо.

Я глубоко вздохнула, отвела плечи назад и пошла по тротуару. Уверенно постучав, я стала ждать.

Возможно, мне следовало сначала позвонить, но, не желая вызывать вопросы или доносить до Дрейвена, что я связалась с ней, я рискнула нанести неожиданный визит. Было рискованно, что она вообще будет дома, но сегодня была суббота, и я надеялась, что мне повезет. Если нет, мой обратный рейс будет отложен до тех пор, пока я не найду время увидеться с ней.

Легкие шаги, быстрый щелчок замка, и дверь открылась.

— Привет. — Она улыбнулась.

— П-привет. — Я дважды посмотрела. Она была так похожа на Амину. Знакомая, но было и что-то еще. Что-то, что я не могла определить.

У нее были темные и длинные волосы, завитые в густые спирали. Ее лицо было в форме сердца с безупречной кожей. Ее глаза были глубокого карего цвета, который, я была уверена, я уже где-то видела. И у нее были подбородок и рот ее матери.

— Могу я тебе помочь?

Я вывела себя из ступора, улыбнулась и протянула руку. — Привет. Я Брайс Райан. Ты Женевьева Дейли?

— Да. — Она нерешительно взяла мою руку. — Я тебя знаю?

— Нет. Мы никогда не встречались. Я репортер из Клифтон Фордж Tribune.

— О. — Она отстранилась, подняв руку к двери.

— Я надеялась, что ты захочешь мне помочь, — сказала я, прежде чем она успела меня отгородить. — Я пишу специальную статью о твоей маме. Историю, которая покажет, кем она была и какой была ее жизнь раньше.

Ее глаза сузились. — Почему?

— Потому что ее смерть была ужасной и трагичной. Потому что людей, погибших таким образом, так часто помнят по тому, как они умерли, а не по тому, как они жили.

Женевьева позволила моим словам затянуться. Я была уверена, что она захлопнет дверь перед моим носом, но затем нерешительность на ее лице исчезла, и она открыла дверь шире. — Входите.

— Спасибо. — Я шагнула следом за ней, выпустив дыхание, которое я сдерживала. Когда я вдохнула, аромат шоколада и коричневого сахара заполнил мой нос. Мой желудок заурчал от голода, вызванного тем, что я съела только маленький пакетик кренделей в самолете. — Здесь невероятно пахнет.

— Я испекла шоколадное печенье. По маминому рецепту. Мне ее сегодня не хватало.

— Я так сожалею о твоей потере.

Она грустно улыбнулась и провела меня через чистую и уютную гостиную в уголок для завтрака рядом с кухней. — В некоторые дни мне кажется, что это не реально. Что я позвоню ей, а она возьмет трубку.

— Вы были близки? — спросила я, когда она пригласила меня сесть на стул.

— Были. Когда мы росли, нас было только двое. Она была моей лучшей подругой. У нас были трудности, когда я была подростком, обычные ссоры между матерью и дочерью. Но она всегда была рядом со мной. Она всегда ставила меня на первое место.

— Похоже, она была отличной мамой.

Ее глаза наполнились слезами. — Почему он так поступил с ней?

Она имела в виду Дрейвена. Женевьев думала, что Дрейвен убил ее мать. Дэш посеял в моем сознании достаточно сомнений, чтобы я допускала возможность его невиновности.

Но насколько я знала мир, насколько знала Женевьев, Дрейвен Слейтер был убийцей Амины.

— Я не знаю. Я бы хотела, чтобы все было по-другому.

— Я тоже. — Она впопыхах оттолкнулась от стола, пошла на кухню и достала два стакана из буфета. Затем она наполнила их молоком из холодильника и поставила на стол. Затем она поставила тарелку со свежеиспеченным печеньем. — Я с горя ем. Если ты уйдешь отсюда и на этой тарелке останется хоть одно печенье, я буду разочарована в нас обоих.

Я засмеялась, взяв печенье. — Мы не можем этого допустить.

Первое печенье было съедено, за ним быстро последовало второе. После третьего мы выпили по глотку молока, потом посмотрели друг на друга и улыбнулись.

Возможно, она показалась мне знакомой, потому что была такой приветливой. Такой дружелюбной. Она привела меня в свой дом, поделилась частичкой своей матери и доверила мне заботиться о ней. Наивная? Да, немного. Или она не была приучена к миру. Она не ожидала, что люди будут лгать, обманывать и воровать.

Я завидовала ей.

— Боже, какие вкусные. — Я взяла четвертое печенье.

— Правда? Я не знаю, где она взяла этот рецепт, но это единственный, который я когда-либо буду использовать.

— Возможно, мне придется украсть его у тебя.

— Если я отдам его тебе, ты включишь его в свою историю? Думаю, маме было бы приятно поделиться им со всем миром.

Моя рука легла на сердце. — С удовольствием.

Глаза Женевьевы скользнули мимо моего плеча и уставились в гостиную позади нас. — Мы с мамой не часто виделись. Не после того, как она получила работу в Бозмене и переехала в Монтану.

— Ты выросла в Денвере?

— Да. Мы жили примерно в пяти милях отсюда. Я ходила в среднюю школу, которую ты, вероятно, проезжала по дороге сюда.

Огромное здание из красного кирпича в пять раз больше моей средней школы. — Поэтому она переехала в Бозмен? Из-за работы?

— Да. Мама работала в компании по поставке сантехники. Они расширялись и открыли офис в Бозмене. Она вызвалась поехать. Но ты, наверное, уже все это знаешь.

— Только название. — Интернет мог рассказать мне все о компании, ее филиалах и продукции. Но он не мог рассказать мне об Амине. Интернет не мог рассказать мне о человеке, которым она была. — Она хорошо справлялась со своей работой?

— Хорошо, — с гордостью сказала Женевьев. — Она работала в этой компании с самого начала, и они ее очень любили. Это была как семья. Я знала всех ее коллег, когда росла. Некоторые из них нанимали меня летом стричь их газоны. Они все пришли на мой выпускной в колледже. — Ее голос дрогнул. — Ее босс помог мне спланировать ее похороны.

Мое сердце сжалось. Я не могла представить, что мне придется планировать похороны моей матери. — Похоже, она была из тех людей, которые заводят близкие дружеские отношения на всю жизнь.

— Она любила это. Люди тянулись к ней за этим. Тяжело было быть матерью-одиночкой. Мои бабушка и дедушка умерли до моего рождения, поэтому она все делала сама. Она никогда не жаловалась. Она никогда не относилась ко мне как к обузе. Она просто построила эту жизнь для нас. Счастливую жизнь.

Женевьев опустила подбородок и захныкала. Я молчала, эмоции забивали мне горло, пока она вытирала глаза. Когда она подняла голову, то заставила себя улыбнуться.

— Я должна была позвонить, — сказала я. — Прости.