Книга Пятая труба; Тень власти - Поль Бертрам

свадьбе: её свадьба должна была быть пиром для всего города; в день её к ней должны были явиться её подруги собирать её к венцу. Представилась ей и процессия по городским улицам, и торжественная служба в великом соборе, где она привыкла с детства молиться. Она уже видела себя замужем, видела, как постепенно поднимаются они по общественной лестнице, пока её муж не становится первым лицом в городе. Её дети растут около неё в довольстве и спокойствии. Всё это давно рисовалось ей в воображении... и вдруг...

Она зарыдала.

— Каждый день невинные страдают за виновных. Если ты хочешь соединить свою судьбу с моей, то надо бежать сейчас среди ночи, без всяких приготовлений. Я могу обещать тебе только любовь свою — в награду за потерю целого мира. Подумай, достаточно ли тебе этого?

Опять у неё не хватило духу сказать, что нет.

— Я не говорю о себе. Но... наши дети....

Он не мог видеть в темноте, как она вспыхнула.

— Ты не подумал об этом?

— Они также должны учиться бороться с жизнью. Богу известно, — горячо прибавил он, — что темна будет моя жизнь без тебя, но не следуй за мной, если не любишь меня так крепко.

Его голос упал. В нём слышалось какое-то отчаяние, как будто он уже не верил в её любовь. Он чувствовал, хотя и не хотел в этом сознаться, что действительно любящую женщину незачем приглашать дважды.

Фастрада не знала, что отвечать. В его словах было как будто осуждение, хотя он и не упрекал её ни в чём. Ей хотелось идти с ним, но она знала, что она не пойдёт с ним. Она хотела его любви, но приходила в ужас от цены, которой она приобретается. Днём она, вероятно, ещё стала бы бороться с ним, и её женский ум подсказал бы ей тысячи уловок. Но теперь его печальный голос, как-то торжественно звучавший в темноте, наводил на неё страх.

Перед ней стояли статуи двух святых, охранявшие портик церкви. То были мученики, добровольно потерпевшие за свою веру. Строго смотрели они на неё, как бы упрекая её в слабости. Над ней простиралась, словно нависшая чёрная бездна, крыша портала, и звезда, которую она раньше видела на полоске незакрытого неба, теперь скрылась из виду.

Ей страшно хотелось плакать, но плакать она не могла.

— Когда мы должны ехать? — шёпотом спросила она.

— Сейчас, моя дорогая. Нужно как можно скорее собрать вещи, если ты едешь. Если у тебя есть колебание и сомнение, то лучше не ездить. Хотя ты и не ответила на мой вопрос, достаточно ли крепко ты меня любишь, но я думаю, что этот ответ уже дан.

— Почему ты это знаешь? — воскликнула несчастная девушка, мучимая сомнениями, страхом и стыдом. — Что мужчина понимает в таких делах? Кто тебе сказал, что я колеблюсь из страха за себя? Я колеблюсь потому, что не знаю, где правильный путь.

Она знала, что это неправда, но в темноте нельзя было рассмотреть, как она покраснела.

— Дай мне некоторое время подумать. Я не могу думать здесь в темноте, на этом страшном месте, куда слетаются всякие привидения. Дай мне время! — повторила она, вздрагивая. — Через час я вернусь и дам тебе ответ.

— Мы здесь стоим в священной ограде церкви, к которой не посмеют приблизиться никакие привидения. Я не могу дать тебе время на размышление. Я рискнул бы на это, если б был один, но со мной сестра.

— А обо мне ты не думаешь? Несмотря на громкие слова, ты, очевидно, любишь её больше, чем меня.

— Хотел бы я этого, — отвечал он с такой тоской, что она не могла не тронуть девушку.

— Но ведь я прошу у тебя всего час, даже меньше. Ещё не так поздно. Я не могу думать здесь, не могу. Разве ты не видишь, что я вне себя? Сжалься! Пробыть час наедине с собою и с Богом — разве это много?

Ещё раз ему было сказано, что у него нет жалости. На этот раз ему пришлось услышать это от любимой им девушки. Он понимал, что настоящей, сильной любви нечего раздумывать, но он любил её. К тому же она просила пощады.

— Ворота запираются в девять часов, — прошептал он. — Остаётся меньше часа. Сегодня, впрочем, базарный день, и многие запоздают. Нас пропустят часов до десяти. Я пойду сейчас за Эльзой, хотя я предполагал захватить её по пути. Таким образом у тебя будет нужное время. Мы встретимся опять здесь.

— Благодарю тебя, — сказала она, переводя дыхание.

Неверными шагами она прошла мимо него. Он не протянул руки и не останавливал её.

Перейдя порог портала, охраняемого изображениями святых, она бросилась бежать, как будто её действительно преследовали привидения и демоны. Она не останавливалась, пока не добежала до своей комнаты. Здесь она бросилась на колени перед образами, которые висели над её кроватью. Но молиться она не могла: её мозг горел, и мысли кружились с беспорядочной быстротой.

Через несколько минут она бросилась в церковь Миноритов. Она была недалеко и сегодня была открыта до позднего вечера, чтобы дать возможность благочестивым людям прежде, чем уехать из города, помолиться в последний раз перед чудотворной ракой святой Розабели.

Может быть, св. Розабель даст ей указание, ибо она считается покровительницей всех девственниц?

На лестнице она встретилась с отцом.

— Я иду к св. Розабели, — сказала она.

Из-под плаща не видно было ни её испуганных глаз, ни её расстроенного лица.

— А, это хорошо, — отвечал мастер Мангольт. — Святая Розабель покровительствует девушкам. Не забудь захватить с собой маленькое приношение.

В другое время она встретила бы эти слова презрительной улыбкой, ибо её отец, который первый кричал о жадности и плутнях монахов, когда это было в моде, теперь вдруг стал очень набожным, когда ветер задул в другую сторону. В другое время она улыбнулась бы, но теперь она почувствовала и к нему, и к себе сильную жалость.

Воздух в церкви был тяжёл и насыщен курениями, совершаемыми возле раки святой. Перед её образом ярко горели свечи, но в тумане, заполнившем весь притвор, они светили довольно тускло. Среди этих благовоний и свеч возвышалась статуя святой Розабели, сидевшей в пышных одеяниях под золотым балдахином, увешанным драгоценностями — приношением верующих. Вокруг неё по стенам притвора висели бесчисленные сердца из