Книга Вдруг выпал снег. Год любви - Юрий Николаевич Авдеенко

новеньких не отказывала…

— Это еще не причина для развода, — сказал я.

Она удивилась:

— То есть как?

— Сами знаете. Изменили бы ему раз в десять больше — и квиты.

Надя засмеялась несколько настороженно. Сказала:

— Так бы мы далеко зашли. А работа в цирке требует, между прочим, хорошей спортивной формы.

К ночи похолодало. Когда мы вышли из «метро», ветер дул не со стороны моря, как прежде, а с каменистого русла реки, шумевшей за железнодорожным вокзалом. Река делала там полупетлю, заворачивала вправо и впадала в море рядом с высоким молом.

В годы войны вдоль реки и на молу стояли зенитки, прикрывая порт, нефтебазу и нефтеперегонный завод. Зенитки стояли и на горах. Но здесь, вдоль реки, их было особенно много, потому что именно за этими объектами охотились немецкие летчики. Не было налета, чтобы немецкий самолет не взорвался и не рухнул в море. И если ветер дул по руслу реки с гор, город не чувствовал запаха гари, пороха, нефти. Ветер с гор всегда бывал прохладным и свежим…

…Мы остановились у подъезда Нади Шакун. Я ощущал усталость, и мне хотелось скорее к себе, на нашу высокую улицу. Но Надя молчала, не прощалась, и я подумал, что, наверное, нужно поцеловать ее, как это принято. Но, с другой стороны, я помнил, что у нее есть муж, с которым она не развелась, и подъезд для нее пройденный этап. И еще — она интеллигентная женщина. Старше меня по возрасту, к тому же дочь уважаемого большого человека. Это Жанне можно было сказать:

— Пойдем к тебе, я хочу спать.

А перед Надей Шакун я стоял немой, как рыба, и тупо смотрел в темноту на точку далекого фонаря, раскачивающегося маятником.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказала вдруг Надя, перейдя на «ты».

Будь светло, она непременно заметила бы, что я смутился.

— Интересно, — на всякий случай ответил я.

— В нашей судьбе есть по крайней мере три общих вещи, а может, пункта, неважно… И у тебя и у меня что-то было вчера. И у тебя и у меня пустота сегодня. И у тебя и у меня все надежды на завтра.

— Верно говоришь, — согласился я.

Я был уверен, что сейчас она возьмет меня за руку и поведет к себе. Я готов был спорить на это. Однако она только кивнула. Сказала:

— До свиданья, — и, не подав руки, скрылась в подъезде.

Подобно Онисиму, я почесал затылок и еще раз убедился, что совершенно не понимаю женщин.

Первый раз я обнаружил это в восьмом классе и очень удивился открытию, потому что к тому времени был убежден, что знаю и понимаю все на свете.

У нас в восьмом классе училась одна девчонка — Ира Ларионова. Отец ее был стармонач, по-простому — старший морской начальник. Капитан первого ранга. Ира была длинноногая, светловолосая и очень приятная на мордашку. И хотя она училась только в восьмом классе, за ней «стреляли» мальчишки из девятого-десятого класса и даже из других школ. Но Ира выглядела девочкой строгих правил, к тому же была не очень низкого мнения о себе. И усилия большинства мальчишек оказывались напрасными. Вокруг ее имени было больше трепа, чем дела.

Я никогда не «стрелял» за Ирой, потому что в то время увлекался спортом: ходил в секцию бокса и гонял футбольный мяч. Вдобавок Грибок выказывала мне свои симпатии, и все считали, что она моя девчонка.

Так вот, однажды, ранней весной, когда дни стояли уже солнечные, а ночи были еще холодные, поэтому днем всегда имелось достаточно воды и грязи, я после уроков задержался на несколько минут в классе, чтобы перевязать проволокой отскочившую на ботинке подошву. Когда я вышел в коридор, то увидел Иру Ларионову с портфелем, спокойно прохаживающуюся возле окна. Заметив меня, она нервно передернула плечиками, нахмурила брови, потом, словно приняв нелегкое решение, тяжело вздохнула и, поманив пальцем, сказала строго:

— Подойди.

— Чего тебе? — спросил я, соображая прежде всего, какую рвань натянуть себе на ноги, чтобы сбегать сегодня на стадион. Поле теперь наверняка просохло.

— Антон, — сказала Ира Ларионова, — ты единственный порядочный мальчишка в этой школе.

— Чего? — я насторожился. Кажется, втянул голову в плечи, ожидая подвоха.

— Я не могу выйти из школы, — она посмотрела в окно. — Вон стоит Лешка Житный. Он сказал, что побьет меня за то, что я не хочу с ним дружить.

Лешка Житный учился в девятом. И не у нас, а в железнодорожной школе на Сортировке. Хорошо играл в баскет, в футбол. А вообще был драчливый и наглый парень.

Я тоже посмотрел в окно. Лешка стоял у выхода из школы, небрежно опершись на постамент скульптуры юного пионера с горном. Лешка лузгал семечки, сплевывал себе под ноги. Рядом с ним стояли еще трое мальчишек с Сортировки. Одного звали Карапетом. Он был левым крайним в их школе, обладал хорошим ходом и обводкой. Двух других ребят я знал только в лицо: в футбол они не играли.

— Видишь? — Возможно, Ира Ларионова была напугана, возможно, сильно злилась. Во всяком случае, лицо ее покрывала удивительная бледность, а глаза, обычно выразительные и подвижные, казались просто стеклянными.

— Ладно, — сказал я. — Пойдем. Проведу тебя.

Она покачала головой, рассудительно возразила:

— Нет. Сегодня ты проводишь, а завтра он побьет меня в другом месте. Нет… Ты пойди и дай Лешке Житному раза три в ухо. И скажи, чтобы он отстал от Ларионовой. Так и скажи: «Отстань от Ларионовой».

Я стоял как в тумане. Не от страха перед Лешкой Житным. Один на один я был готов драться с любым мальчишкой в городе. Но тех было четверо… И все равно голова моя кружилась не от страха. Я подумал, что Ларионова влюблена в меня. Давно. А я, дурак, не замечал этого. Она же, бедняжка, из-за моей персоны не хочет встречаться с Лешкой и вот стоит, несчастная, держит портфельчик в руке…

— Давай свой портфель, — шепотом сказал я.

Она быстро оглянулась, решив, что нас подслушивают. Но никого рядом не было. Коридор был пуст, как дорога в полночь. Ира пожала плечами, однако портфель протянула без возражения.

Я пояснил:

— Возле школы драться нельзя: шум получится, Горик увидит… Ей же, как всегда, родителей подавай. Договоримся так: выходим вместе, идем мимо, как будто их не замечаем. Если Лешка позовет тебя, не обращай внимания.

— А если позовет тебя? — деловито спросила она.

— Я тоже не буду обращать внимания. Я уверен, они увяжутся за нами. Тогда… и объяснимся по всем вопросам.

— Хорошо, — сказала