Книга Русское мессианство. Профетические, мессианские, эсхатологические мотивы в русской поэзии и общественной мысли - Александр Аркадьевич Долин

в битве, состоявшейся после переправы, он понял, что оракул имел в виду его собственное царство» (‹231>, с. 45).

Исторический детерменизм Блока был, безусловно, не органичен для певца Прекрасной Дамы и в конечном счете не выдержал столкновения с жизнью, но зато дал возможность большевистским культуртрегерам надолго причислить великого поэта к своему лагерю. Вскоре Блок глубоко разочаровался в измышленном идеале «новой варварской цивилизации», якобы порожденной стихией музыки. Большевистский террор и подавление культуры, торжество царства тьмы, столь ярко проявившиеся в гибели его собственного архива и библиотеки в Шахматове, буквально раздавили поэта. Он скончался от болезни сердца, которая обычно не причиняет длительных и нестерпимых страданий. Блок же провел последние недели жизни в страшных физических муках, которые довели его в конце концов до безумия и смерти.

В. Молодяков в статье «Кто убил Александра Блока» справедливо резюмирует: «Блока погубила определенная социально-политическая и духовная ситуация, причем не вообще, а в конкретном месте и в конкретное время, создававшаяся конкретными людьми. Об этом ясно свидетельствуют его дневники и книжки последних лет — хроника ежедневного, медленного, но неотвратимого удушения одного из величайших гениев России» (‹136>, с. 152). Однако это утверждение верно только отчасти, поскольку в более широком толковании поэт пал жертвой собственных обманчивых предчувствий, мифотворчества и ложно понятого мессианства, которое оказалось совершенно неуместным и ложно понятым в условиях советского режима. Со скорбью заметил в 1917 г. Вяч. Иванов:

Да, сей пожар мы поджигали,

И совесть правду говорит,

Хотя предчувствия не лгали,

Что сердце наше в нем сгорит.

(«Да, сей пожар мы поджигали…»)

12. Заложники свободы

Согрешили мы, поступали беззаконно, действовали нечестно, упорствовали и отступили от заповедей Твоих и от остановлений Твоих, И не слушали рабов Твоих, пророков, которые именем Твоим говорили царям нашим и вельможам нашим, и отцам нашим и всему народу страны.

(Даниил, 9: 5–6.)

Пытаясь ответить на вопрос, кто виноват в гибели того или иного деятеля культуры советского периода, мы не можем возлагать все бремя ответственности исключительно на большевистских диктаторов Ленина и Сталина, а также на троцких, кировых, вышинских, блюмкиных, бухариных, луначарских, зиновьевых, каменевых и иже с ними. Их вина перед российской цивилизацией неоспорима и давно доказана. Но так ли безгрешны были те самые поэты, художники, музыканты, режиссеры и актеры, которые сознательно, добровольно и во многих случаях даже охотно шли на сотрудничество с новой властью, фактически продавая свой талант за умеренную жилплощадь, паек и право на место под советским солнцем? Ведь патриотическими и романтическими мотивами их сотрудничества можно объяснить только на первом этапе революции, когда контуры настоящего и грядущего еще не вполне обрисовались. Спустя два-три года после утверждения кровавого тоталитаризма у мыслящей интеллигенции никаких сомнений в сути происходящего оставаться уже не могло. Имеющие уши — услышали, имеющие глаза — увидели и поняли. Далее каждый должен был сделать для себя выбор: эмиграция (еще вполне возможная в тот период) или сознательный конформизм со всеми вытекающими последствиями. Был, правда, и еще один путь — может быть, единственный, которым пристало следовать боговдохновенному пророку, каковым вправе были считать себя все лучшие умы Серебряного века.

Долг пророка, как это явствует из Библии, — безбоязненно обличать зло и проповедовать добро невзирая на внешние обстоятельства. Конформизму нет места в сознании пророков и апостолов, которые почитали честью для себя быть казненными за правое дело. Апостол Петр, единожды в этом святом долге усомнившийся, все же вернулся в Рим — и просил своих палачей только об одной милости: распять его головой вниз, поскольку он недостоин умереть той же смертью, что Христос.

Сегодня позиция подавляющего большинства известных российских деятелей культуры, принявших советскую власть и согласившихся на сотрудничество, выглядит более, чем сомнительно. Да, талант несомненно остается талантом, даже если он служит не Богу, а дьяволу — о чем мы знаем из «Фауста» Гете и из множества исторических примеров. Габриель Д’Аннунцио и Филиппо Маринетти, приветствовавшие итальянский фашизм, от этого не стали менее талантливы, но дискредитировали себя в глазах мировой общественности. Как к ним при этом относился Муссолини со своими приспешниками, в данном случае не имеет значения. Творцы национал-социалистического Большого стиля в гитлеровскую эпоху тоже внесли свой вклад в монументальную архитектуру, скульптуру, живопись но их справедливо считают пособниками самой варварской в истории человечества идеологии — фашизма. Японские поэты, дружно поддержавшие монархо-фашистский режим и воспевавшие успехи японского оружия в Тихоокеанской войне, подверглись суровому общественному порицанию и сами пришли с покаянием к народу.

Только имена российских мастеров Серебряного века, долгие десятилетия живших под сенью ленинско-сталинской диктатуры, до сих пор остаются табу. Однако считать их всего лишь жертвами бесчеловечного режима было бы не вполне справедливо. Конечно, все граждане СССР, не бывшие палачами, были в какой-то мере жертвами тоталитаризма, но степень вольного или невольного сотрудничества деятелей культуры с властью, масштабы их ангажированности, воздействие их произведений и личного примера на общество, видимо, должны оцениваться дифференцированно. Причем тот факт, что многие писатели и художники, добровольно пошедшие на сотрудничество с большевиками, в конце концов оказались в числе жертв, не может полностью снять с них ответственность за свой выбор.

Трудно найти в анналах истории режим, сопоставимый с ленинско-сталинской большевистской диктатурой по жестокости к собственному народу, а точнее, ко всем народам многонациональной страны. Во имя торжества утопической идеи были принесены в жертву миллионы жизней во время Гражданской войны и последующего голода в Поволжье. Миллионы эмигрировали или были насильственно депортированы (как представители интеллектуальной элиты в 1922 г. Миллионы погибли во время коллективизации, голоомора и беспрецедентных репрессий 1930-х годов. Апокалиптический размах этих гекатомб затмит все известные факты массового геноцида в истории человечества и приблизится к числам, названным в Откровении Св. Иоанна.

С кем же при этом были мастера культуры? Анна Ахматова ответила в «Реквиеме»:

…Я была тогда с моим народом,

Там, где мой народ, к несчастью, был…

Вместе с Ахматовой там же были десятки и сотни одаренных писателей, скульпторов, живописцев, композиторов. Лучшие и достойнейшие оказывались растворены в массе посредственностей, изолированы друг от друга, лишены точки опоры. Не имея никакой определенной политической платформы, они были сбиты с толку и ошарашены чудовищным напором прямолинейной большевистской пропаганды. У них не было ни сил, ни воли к сопротивлению. Многим казалось, что их отошедшая в прошлое дореволюционная жизнь была сном. Вероятно,