Книга Проклятие черного единорога. Часть третья - Евгения Преображенская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зверь отвернулся, не желая участвовать в глупой игре. Но не тут-то было. Сияние усилилось, а в нос ему брызнула феечья пыльца.
Волк чихнул и вскочил на ноги. Светлячки закружились над ним хороводом. Зверь лениво клацнул зубами, чтобы проучить наглецов. В тот же миг он ощутил, как одно из цветочных созданий потянуло его за ус. Другая фея схватила волка за ухо.
Чёрный хищник тряхнул мордой, затопал лапами. А феям будто не терпелось поиграть в опасные салочки. Они то приближались к нему, то отступали, дразня и смеясь.
Рассердившись, волк погнался за ними.
Дженна застыла, удивлённо раскрыв рот. На всякий случай она потёрла глаза и даже ущипнула себя за предплечье, но видение не исчезло.
Единорог стоял перед ней, гордо подняв голову и взирая с некоторым любопытством. Он был высок и строен, золотистая шкура и витой рог едва заметно светились. Казалось, что свет этот порождает некий призрачный ветер, треплющий всклокоченную гриву зверя и его козлиную бородку. Глаза единорога будто отражали пламень заката. В центре янтарных огней можно было различить прямоугольные зрачки.
Девушка несмело протянула руку вперёд, и единорог сделал шаг ей навстречу. Он преклонил одно колено и опустил голову, давая понять, что чародейка может коснуться его. С трепещущим сердцем Дженна провела ладонью по бархатистой морде, по жёсткой гриве. Подступив ближе, она обвила руками его шею и затаила дыхание от счастья.
Постояв немного, единорог тихо фыркнул и высвободился из объятий девушки. Кивком головы он пригласил её следовать за ним.
Чем дальше они шли, тем темнее становилось вокруг. Мелодия живой воды ослабевала, магия тускнела, волшебные создания встречались всё реже. Вскоре послышался говор водопада и повеяло прохладой. Деревья расступились, открывая взору дивную картину.
Полная луна, устроившись в ветвях Элим, заливала серебром гладь озера и сбегающий к нему водопад. Вокруг было тихо, даже пустынно. По некоей причине озеро оказалось покинуто всеми, но Дженну оно буквально заворожило.
Это было именно то место, которое она искала, милый её сердцу перекрёсток! И здесь единорог, хранитель лесов Су, Ферихаль и Свободных королевств, оставил девушку одну.
Как только он скрылся в зарослях ив, Дженна приблизилась к воде. От берега к середине озера, словно сказочный мосток, вела вереница утопленных в воду валунов. Ступая по ним, чародейка оказалась на небольшом островке, гладком и округлом, точно обретшее плоть отражение ночного светила.
Ни мха, ни лишайников и ни единой травинки не выросло здесь. Каменная поверхность была выложена чудесной мозаикой в форме ока с тремя зеницами — знак богини Куолумы.
Самый большой зрачок обозначал полнолуние, по бокам от него располагались символы поменьше: растущая луна и убывающая. Сам «глаз» тоже представлял из себя круг, обрамлённый цветочными лепестками.
Дженна скинула с себя тесное платье и нити жемчуга. Оставшись нагой, она закрыла глаза и прислушалась.
Она долго внимала мелодии леса, воды и ветра, пока не нашла среди них ещё один, самый важный звук. Стоя на шероховатой мозаике, босыми ступнями чародейка ощутила едва заметное тепло жизни и где-то в глубинах земли — пульсацию гигантского сердца.
Дженна слушала его песню, повествующую о любви и смерти, о рождениях и потерях, о восходах и закатах, пока не почувствовала в себе зов — неудержимое желание танцевать…
И тогда, забыв о том, что танцевать она не умеет, забыв радости, печали и сомнения, забыв себя, Дженна распахнула глаза, протянула руки к небесному оку Куолумы, к ветвям Элим и закружилась.
— Всё появилось из мелодии, — прошептала женщина. — Мелодия породила волну, волна стала движением.
Два высоких костра, разведённые на широкой поляне, не нуждались в древесине. Их пламя питала магия. Разноцветные искры, вздымаемые жаром, уносились к мерцающим звёздам. Били барабаны, звенели бубны, заливались дудки и флейты. Опьянённые музыкой и весельем гости плясали в кругу света.
Высокий юноша в лиловом и огненноволосые девы Джаэруба водили хороводы вместе с эльфами и людьми. Чернокожий хранитель Пустынного моря любовался танцем своей супруги. Бацун Эмон хлопал в ладоши, отбивая такт поймавшим его в кольцо феям. А Верховный жрец Энсолорадо аккомпанировал самой блистательной женщине на всём Празднике.
Он играл для неё, а она танцевала для него. Веер чёрных перьев в головном уборе попеременно вздрагивал, переливаясь всеми цветами радуги. Но ярче перьев и самоцветов сияли золотисто-медные глаза танцовщицы.
— Движение — это танец… — шептали её губы. — Песня и танец — начало всего сущего…
Мелодия барабана ярилась, точно пламя. Жесты хранительницы, напротив, были медленными и плавными. Её тело извивалось с тягучей грацией кобры перед броском. Движения головы, шеи и плеч, кистей рук и пальцев складывались в пленительный рисунок. Каждая линия, поворот и изгиб были совершенны.
Бёдра женщины, покачиваясь из стороны в сторону, вздымали волны, перекатывающиеся по всему телу, от нагого живота к полуприкрытой золотым кружевом груди, и исторгающиеся жарким дыханием из распахнутых губ.
Скольжение её тела делалось то быстрее и круче, то вовсе замирало. И тогда едва уловимый трепет ресниц да быстрые взгляды, которыми она одаривала мужчину, заставляли его сердце заходиться от волнения.
Время замкнулось кругом или вовсе сбилось в клубок. Он не помнил, как долго бежал сквозь туманы, подгоняемый эхом феечьего смеха и остатками собственной злости. Эхо слабело, он слабел.
Внезапно приторный запах цветов пропал, а голоса стихли. Волк услышал другой аромат, нежный, волнующий и родной. Мягкое золотистое свечение разлилось меж серых облаков.
Выбиваясь из последних — из самых последних — сил, зверь помчался вперёд. Он устал и продрог. Его лапы слушались всё хуже, став будто лёд — холодными и неверными.
Волк задыхался. Он хромал и падал. Но надежда выбраться из тьмы на утреннее солнце придавала ему бодрости. Он поднимался и бежал. Он падал и вновь вставал.
И он домчался. И увидел, но не солнце. Это были сияющие очертания девушки. Грациозная и стройная она кружилась и извивалась, подобно белому пламени. Движения её, плавные и гибкие, завораживали.
Её свет, будто тёплая рука, коснулся скованного холодом лба мага. Глаза резануло так, что он скорчился и зашипел от боли.
Мужчина замотал головой, хватаясь руками за голову. Слёзы покатились у него по щекам. Однако холод отпустил…
Отняв руки от лица, Сайрон открыл глаза и увидел Дженну.
— Всё появилось из мелодии, — прошептала женщина, приближаясь к своему главному зрителю. — Мелодия породила волну, волна стала движением. Песня — начало
