Книга Ильич - Сергей Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не понял, а кто такой Темуджин?
…Туча переползла Волгу. Гром грохнул совсем рядом. Серый почувствовал на лице порывы ветра. Идти в будку не хотелось, словно это было место, где кто-то умер.
Выпитая водка давила на плечи, как мешок с песком. Серый присел на корточки, но не удержал равновесия и ткнулся коленями в холодную плитку дорожки.
Тэнгри помогал Чингиз-хану, благословлял его и советовал ему. Поэтому Чингиз-хан всегда побеждал и создал огромнейшую империю, в которой ввёл законы «Ясса», простые, понятные и очень действенные. Челло приводил примеры. Серый запомнил два: «Если хочешь, чтобы в степи наступил мир — убей своего врага» и «Нойоны и вожди, не выполнившие задание или не явившиеся по зову хана, приговариваются к смерти».
Там вообще много было про смертную казнь за проступки. Украл вола — смерть. Осквернил водоём купанием своего грязного тела — смерть. Помочился в костёр — смерть на месте. Ну, и классика: если из десятка воинов — из отделения, по-современному — один струсил и не пошёл в атаку, весь десяток казнили.
Серый с трудом поднялся — ноги разъезжались в мокрой глине. Он стал совсем пьяный, пол-литра водки на голодный желудок и нежелание сдерживаться сделали своё дело. Серый расстегнул джинсы. Пояса, чтобы повесить на шею, как Чингиз-хан, у него не было, и он решил, что можно просто снять штаны.
Пока Серый стягивал их, он несколько раз упал и весь измазался. Но это было даже лучше. Теперь, покрывшись глиной, водой, грязью, он стал частью природы, частью земли, частью неба.
— Я — гном! — сказал Серый и засмеялся.
Писатель Толкиен утверждал, что гномы зародились из земли и камней по воле Ауле-кователя. Серый зародился в другом месте, но сейчас он был гномом.
Повязав мокрые джинсы на шею, Серый встал на колени в лужу и задрал лицо к низким тучам. Гром грохотал почти беспрерывно, пару раз мелькнула молния. Неожиданно в зените вязкая, похожая на перину плоть облаков расползлась, словно съеденная кислотой, и там разлился закатный багрянец невидимого солнца. Серому показалось, что в небе загорелись многочисленные степные костры.
— Тэнгри… — прошептал Серый. — Господи Боже… Отче наш… Что… блин, что мне делать?! Что?!?!
Небо хмурило тучи и слепыми глазами смотрело на грязного полуголого человечка внизу. Серый задохнулся от бешенства, внезапного и какого-то животного, когда нет злобы, нет вообще эмоций — просто хочется кого-нибудь убить.
В ушах звенело. Чтобы избавиться от этого состояния, Серый нашарил поодаль бутылку «Абсолюта», свинтил крышку, присосался к горлышку, и глотнул столько, что его сразу вырвало — чистой водкой. Обожжённые губы запылали, дыхание перехватило. Серый поднялся на ноги, поскользнулся и полетел в яму.
Он упал на бронзовое ухо, сильно ударился локтем, головой, копчиком и заорал от боли и бессилия.
Дождь прекратился. Поднялся ветер, тучи опять пришли в движение. Теперь они колыхались, перетекая одна в другую, как амёбы, а ниже, почти у самой земли, неслись тёмные клочья, похожие на грязные тряпки.
Серый, свернувшись калачиком, лежал в ухе, как в колыбели. Ему было плохо, так плохо, как бывает в детстве во время сильной болезни, какой-нибудь кори или воспаления лёгких. Мышцы дрожали, горло горело, а в голове вертелось почему-то по кругу: «Реггей в ночи ты потанцуй со мной! Жить нужно в кайф, ты отдыхай со мной…[27]»
Зажмурившись, Серый увидел серый силуэты духов. Они столпились вокруг ямы и тянули к нему бесплотные руки. У них не было лиц, и от этого духи казались ещё более страшными.
Тэнгри оказался безучастен к мольбам маленького человека. Духи не отступили. «Не Темуджин ты, Серенький», — пробился сквозь «Реггей в ночи» сочувственный голос.
— Жить нужно в кайф, — прошептал Серый и подтянул колени к подбородку.
Он уснул, как может уснуть только пьяный человек — рухнул в сон, точно в воду с мостков причала. Снов не было. Видений не было. Мыслей не было.
Никаких.
А потом пришёл Тэнгри. У него не имелось тела, головы и лица. У него вообще ничего не было. Тэнгри навис над Серым, заглянул в яму и потрогал его несуществующей рукой. Рука оказалось тёплой и мягкой. Она мягко толкала в бок и слегка щекотала кожу. Она сочетала свойства частицы и волны. Как это может быть, Серый не знал, но — чувствовал: может.
«Что тебе надо?», — без слов спросил Серый у Тэнгри.
«Ты звал, и я пришёл», — ответило Вечное Синее небо.
«Я не звал. Я просил. Ты поможешь мне?», — поинтересовался Серый.
«Нет, — покачал отсутствующей головой Тэнгри. — Я не умею помогать».
«Тогда зачем ты?»
«Не знаю… Я был всегда, я есть, и я всегда буду».
«А я?», — снова спросил Серый.
«А ты умрёшь», — спокойно ответил Тэнгри несуществующим ртом.
Серый не знал, что сказать ещё и промолчал. И тогда Тэнгри произнёс, глядя без глаз на восток:
«Вы все ищите смысл жизни. А его нет, и не может быть».
«Почему?», — не понял Серый.
«Потому что жизнь — это часть, а не целое», — прозвучало в ответ, и наступила тишина.
Серый понял, что Тэнгри ушёл. Он открыл глаза и тут же снова зажмурился от яркого света.
На краю ямы стояло несколько человек. Один из них мощным фонарём освещал Серого.
— Живой? — раздался сверху уверенный, немного насмешливый и очень знакомый голос.
— Нет! — просипел в ответ Серый и зажмурился.
— Чем занимаешься? — не унимался голос.
— В шахматы играю, — Серый попытался выпрямиться, чтобы потом сесть, но ноги свело судорогой.
— Так, — сказал голос. — Ну-ка, давайте — достаньте мне его оттуда.
— Анатолий Петрович, — с канючными нотками в голосе протянул кто-то, — грязно же…
— Быстро! — в очень знакомом голосе прорезалась сталь.
Два человека спрыгнули в яму — голова Ильича отозвалась лёгкой дрожью — и Серый открыл глаза.
Фонарь теперь не слепил, его луч упирался в стенку ямы, и Серый различил лицо того, кто отдавал приказы.
Это был Флинт.
— Что это у тебя на шее? — с весёлым интересом спросил Флинт, когда «мальчики» помогли Серому выбраться наверх.
— Штаны.
— А зачем на шее?
— Надо.
— Понимаю, — Флинт кивнул, провёл рукой по короткому ёжику полуседых — перец с солью — волос. — На жопу надеть не хочешь?
— Нет! — с вызовом ответил Серый.
— Хм… а и правильно. Такие штаны только в мусорку. Ладно, поедем так, — Флинт повернулся и первым пошёл к воротам.