Книга Билет: «Земля – Нордейл» - Вероника Мелан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Она будет держать тебя так же, – добавила я, – опасности нет.
И почувствовала, как стихает ветер, как опадает вдоль берега песок.
Герхер-Вард успокаивался.
Не знаю, сколько мы стояли с ним молча, рука в руке, может, пару минут. Чужие пальцы я выпустила только тогда, когда зрачки Варда погасли, стали человеческими.
– Все в порядке, – ответила на его немое спасибо.
– Мне лучше домой, – в какой-то момент изрек он, и я удивилась хриплости его голоса.
– Да.
Он больше не добавил ни слова, направился прочь от берега по единственной тропке, вскоре полностью скрылся из вида.
Когда я добралась до развилки, то увидела, что голубой сети больше нет. С облегчением заметила, как мимо меня, не испытывая ни тени сомнения, проехал по закрытой раньше дороге велосипедист.
(UNSECRET, Hannah Parrott feat. Ruelle – The Rising)
Инга.
Я сидела на кровати и не могла понять – все закончилось или нет? Комната больше не плыла, тело ощущалось целым, голова тоже. Не вело разум, не вздрагивали стены, не ломило кости, мышцы и нервы. Это передышка? А после вспомнила, как во время последнего пробуждения я изо всех сил пожелала успешного и быстрого завершения процесса. Мне надоела боль, как надоел скучный фильм уставшему после работы человеку – все, хватит, «насмотрелся, поднялся, вышел». Таковым был посыл.
Теперь все молчало: и пружины под матрасом, и гудение внутри меня. Вселенная встала, как вкопанная, сложился обратно мир; бегали, как заведенные, внутри меня электрические импульсы – конечности снова слушались.
Значит, все.
И я поднялась. Первым делом дошла до стола, проверила графин и стакан – оба пусты. Воды нет. Окна не настоящие, за плотными портьерами тускло светящиеся экраны – бутафория. Почему нет света?
С этой мыслью пришла еще одна – я вижу в темноте. Гораздо лучше, чем раньше.
И все-таки, где дверь наружу?
*****
Дрейк.
Он открыл глаза, потому что изменились графики – все как один сделались зелеными, прямыми. Пять утра. В соседнем кресле очнулся от дремоты Джон, посмотрел туда же, на правый экран. Спросил:
– Что она делает?
– Кажется, ищет выключатель.
– Уже?
– Да, уже.
Инга не просто очнулась, она трансформировалась. За неполные двадцать четыре часа, и Сиблинг думал о том же, о чем размышлял сам Дрейк.
– Либо земные женщины мутируют под нас, либо нам попался уникальный экземпляр. Все точки на месте, все поля в норме… Шустрая.
– Я звоню Риду, чтобы встречал, – изрек Начальник. – А ты выведи ее в гостевой отсек, проведи последние измерения. Убедись, что все в норме.
Короткий кивок; Джон покинул кабинет.
Дрейк достал из кармана сотовый, набрал номер. Не отрывая взгляда от экрана, дождался, когда ему ответят.
– Забирай свою девушку. Да, все. И Рид, послушай меня внимательно…
Инга на экране сделала испуганный шаг назад, когда дверь ее камеры открылась.
–…терпи со сближением, производи его постепенно. Физические сенсоры Инги тебя выдержат, а вот психологические взвизгнут. Осмысли это, пока едешь. И обязательно дай ей нормально выспаться. Проспит она долго – сутки или двое – это реакция на стресс. Не буди!
*****
(Kai Engel – Curtains Are Always Drawn)
Инга.
Все, что ставилось на карту, ставилось ради этого момента.
Раннее утро; моросил дождь. Низкие облака, рассвет едва задался; я стояла у Реактора и не могла надышаться напоенным влагой воздухом. Мне различались тысячи ароматов, их оттенков, кожа ощущала прохладу воды, как нектар. Я была той же самой и новой, я была иной. Отсутствие боли ощущалось праздником, и волшебным виделось утром. Все закончилось быстро, но сквозь свой век ада я прошла. И мне его хватило.
А теперь напротив меня стоял тот, ради кого…
Рид. Он, кажется, чуть-чуть постарел за сутки – добавились в уголках глаз усталые морщинки. Они пройдут через пару дней, я знала. Все тот же серьезный взгляд, все то же обещание в глазах – да, он прошел бы за мной через смерть. Мы, наконец, стали вместе, пусть еще не телами, но на глубинном уровне.
Я подошла к нему. Многократно разбитая, склеенная – мои шрамы излечатся быстро. Я не ошиблась ни в одной минуте своих решений, ни в одном шаге. Смотрела на человека напротив и понимала, что ради нас «двоих» я прошла бы куда больше. Рядом с ним во мне зажигался свет, зажигалась нежность и таял лед старых обид на жизнь.
– Все у меня получилось, – произнесла негромко, – видишь, живая!
Он не знал, то ли надавать мне по заднице за все то, через что я заставила нас обоих пройти, то ли прижать к себе тесно.
– Обними… – попросила тихо.
– Нельзя, – короткое слово-ответ.
«Сейчас нельзя».
Я лишь хмыкнула.
– И ради чего я, спрашивается, страдала?
«Терпи».
– Пойдем в машину.
– Пойдем.
И только теперь стало ясно, насколько сильно я, оказывается, устала.
Ехать рядом с ним, когда все позади, хорошо. Тело крошится, желает обрушиться на кровать, потому что оно устало болеть и изменяться, а голова пустая, легкая. Настроение, как ветер – то порывы, то затишье.
Мы впервые ехали домой.
– Слушай, а ведь к тебе даже не закажешь пиццу, – вела монолог я, – и курьеру не дашь адрес, он его попросту не найдет. Вы что, никогда не заказываете пиццу? У вас нет никакой доставки?
Рид молчал. Он был близкий, теплый. И часто смотрел на меня внимательно, чуть тяжело, убеждался, что я нормальная, живая.
– А когда ты научишь меня пересекать эту грань миров?
В ответ тишина. Я знала, что мне нужно выспаться, он знал тоже.
«Позже». Ответ я уловила кожей и с удивлением отметила, что это стало нормальным явлением. Просто чувствовать его ответы. «Тебе надо отдохнуть».
Я отдохну. Теперь однозначно высплюсь за все бессонные ночи, случавшиеся в моей жизни.
«Ты будешь рядом?»
«Я буду рядом».
Мир незаметно сменился вновь – исчез пустынный в ранний час проспект, из ниоткуда возник сосновый лес, укутавшиеся в него, спящие поодаль друг от друга, виллы. Иной Нордейл, смещенная частота, мир Комиссионеров.
– Скажи, а я теперь умею щелкать пальцами и делать файерболы?
На меня снова взглянули коротко.
