Книга Павел Чжан и прочие речные твари - Вера Богданова

– Игорь, – ее голос до странного походил на голос Милы утром, и Игорь напрягся. – У нас все окна перебили.

Значение имеют люди, а не вещи и места.

Справедливость этой фразы Игорь понял пару лет назад, вернувшись в старую квартиру в Забайкальске. Он давно хотел приехать – и боялся того, что́ увидит. Что всё сломали, поменяли, всё стало не так.

Он помнил город своего детства: старые дворы с разбитым асфальтом у подъездов, осыпавшиеся, чуть просевшие балконы. Помнил изнуряющее солнце и приграничный комплекс, синие корпуса которого виднелись из окна большой комнаты. Внутри того комплекса было много чего: концертный зал, торговое пространство и туристическая зона, всё для дружбы российского и китайского народов. Отец с матерью работали там сутки-двое, по очереди с еще одним арендатором-китайцем. Туда многие устроились из взрослых, и всем было удобно, пока не случился пожар.

Игорь помнил то давнее дымное лето. Помнил набухшую тень на горизонте, куда при первых слухах о пожаре унесся отец. Игорь хотел бежать следом, и Толик с ним, но тетя Сюли, мама Толика, их не пустила. Так они и сидели во дворе до вечера в ожидании новостей: Игорь – от родителей, Толик и его семья – от отца, еще сидела баба Шура, у ней в комплексе сын работал, и много, много еще кто.

Потом явились полицейские с изможденными, припорошенными сажей лицами, сказали, что папка забежал в комплекс в поисках мамы. Как уж он туда проник в обход оцепления, черт его знает. Хотя, когда папка чего-то хотел, он этого добивался: упертый был как сволочь. Он забежал, а тут стена не выдержала и обвалилась. В комплексе были нарушения пожарной безопасности, потом сказали. Замыкание, возгорание, давка, аварийные выходы заблокированы и закрыты.

Дальше в поселке только хоронили, что ни день, то похороны. Люди в гробах уже не походили на себя. Они напоминали набитых таксидермистом чучел, пародию на тех, кто жил, а некоторых, включая папу с мамой, вообще провожали с закрытыми крышками, и Игорю запретили их приподнимать. Каждый день он узнавал, кого еще не стало: привычных людей, шапочных знакомых вытерло из реальности, как вытирают буквы ластиком. И, что удивительно, всё осталось прежним: солнце двигало квадрат света по полу большой комнаты, от телевизора к дивану, люди шли на работу, в школе звенел звонок.

Всё осталось прежним, кроме Игоря.

Из Подмосковья приехала бабка, увезла его с собой. Игорь помнил душное такси, как он изворачивался, выглядывая в заднее стекло, а Толик и остальные становились меньше, пока совсем не слились с пыльным горизонтом.

Много чего Игорь успел перебрать в голове, пока ехал обратно в Забайкальск. За шестнадцать лет могло вообще всё поменяться. Но городок остался прежним, пятиэтажный дом стоял на месте, и даже обстановка в квартире была той же – тетка не делала ремонт, денег вечно не хватало. Игорь зашел в сумрачный и тесный коридор, тот самый, с обоями в цветочек и пятном зеленки на уровне колена. Та же деревянная вешалка прибита за дверью, тот же пыльный пузырь люстры. Выглядела квартира как в воспоминаниях, красочных, полных запахов и смеха, но была чужой. В ней не хотелось оставаться. За окном виднелся новый пограничный комплекс – такая же ярко-синяя полоса на весь обозримый горизонт, и Игорю все время чудилось, что она горит. Вздымается дым над обвалившимися торговыми рядами, люди мечутся, выходы завалены.

Он пересекся с Толиком, но общих тем для разговора не было, им оставалось вспоминать знакомых, обсуждать, как у кого дела. Толик курил, щурясь на солнце, отчего глаза совсем исчезали с его отекшего лица. Он часто кашлял, рассказывал о детях, которых было трое. На вопрос, где сейчас остальные с их двора, махнул рукой: часть уехала, часть померла. Работал Толик грузчиком в новом комплексе. «Не боишься?» – спросил его Игорь. Толик лишь пожал плечами: «Ну, вспоминаю иногда, но работать где-то надо».

Встреча вышла тягостной, и попрощались плохо, как-то торопливо. Игорь поменял билеты и погостил всего два дня вместо семи. Остаток отпуска провел в Коломне, в разъездах по делам.

Что же получалось – места лишались смысла без людей, их населявших? Так же как вещи обретали индивидуальность лишь благодаря своим владельцам и тем, кто помнил их. Для Игоря родительская кровать была целым миром хрусткого белья, в который приятно плюхнуться, когда папа с мамой еще спят, с верблюжьим одеялом, с той самой царапиной на спинке. Она была маминым объятием с запахом мыла и духов, отцовским смехом и щетиной, его курткой, все время висевшей на спинке у двери – Игорь примерял ее и расхаживал по квартире, подметая нижним краем пол. А для человека постороннего та кровать – всего лишь хлам с облезлым лаком. Все смыслы находились в Игоре, а не в предметах мебели или квартирке в Забайкальске.

Родной город тоже стал неинтересен. Тот Забайкальск образца безденежных двадцатых незримо существовал в параллельной с Игорем вселенной, как волшебная детская страна, где остались Наруто и советский Карлсон, смешарики и Леди Баг. Он изредка прорывался сполохами лесных пожаров, которые показывали в новостных роликах в сети. Огонь из Забайкальска полз в Москву, на запах Игоря, попутно выедая в тайге дыры.

Об этом Игорь думал на пути в «Читальню», всё еще не чувствуя ничего, даже вкуса сигарет.

Кофейня была закрыта. Под разбитыми окнами на асфальте блестела россыпь осколков. Накрапывал дождь. Под козырьком у крыльца стояли несколько постоянных клиентов, бариста по имени Егор (пловчиху Лиля заменила) и даже Ашотовна, которая все время охала и качала головой. Лили не было. Как оказалось, ее увезли по скорой еще полчаса тому назад, сразу после звонка. И снова вспомнилась бабка, как ее пристегивали ремнями к койке в скорой, чтобы не свалилась.

Произошло, со слов Егора, вот что.

Часа в два в «Читальню» зашли уже знакомые рыла в кожанках. Сели за столик, но заказывать ничего не стали. Минут тридцать сидели, говорили громко, всем мешали, пока их не вытурила Лиля, пригрозив ментами. Кожанки вышли с матерками.

– Потом раз – и в окно кирпич, стекло вдребезги! – Егор подрагивал, то ли от прохлады, то ли от нервов. – Лиля подошла посмотреть, хотела лица сфоткать, а эти еще один кирпич кинули, в другое окно, и зацепили голову ей. Кровищи было – жесть. Мы сразу скорую, полицию вызывать. Я выбежал, а уродов этих нет уже. По-любому они, по-любому.

Игорь был с ним согласен. Перешли от слов к действиям, значит.

Ну, будут им действия; под суд пойдут, уроды.

– Игорь! – Артур, владелец турбюро, заглянул внутрь. – Там менты приехали.

– Наконец-то, – сказал Егор, шмыгнув носом. – И года не прошло.

Из подкатившей машины вышли два правоохранительных субъекта с одинаково круглыми лицами, один помладше, другой постарше и пополнее.

– Стёкла выбили, ага, – флегматично заметили они. – Есть подозрения, кто сделал?

Игорь описал им всё, что происходило с апреля месяца. Сказал, что даже писал заявление в отделении по месту жительства.

– А доказательства есть, что это именно «Аврора»? – поинтересовался тот, что помоложе.