Книга Валентайн - Элизабет Уэтмор

Да что у вас с головой? Мэри Роз смотрит на Корину так, словно старуха выжила из ума. Стрикленд хотел захватить Эйми, а вместо неё оказалась Дебра Энн. Это моя вина.

Сколько было воздуха у Корины в груди, он весь исчезает, и она хватается за верстак Поттера. Сдвигает в сторону садовые инструменты, опирается ладонью на доску, подняв в воздух паутину и пыль, скопившиеся за долгую весну и лето. Пыль и жаркий воздух наполняют ей легкие, и она кашляет, отвернув голову к плечу. Я не справлюсь, думает она.

Давайте положу ружье в багажник и поедем в Пенуэлл. Она выпрямляется и берет соседку за руку, но Мэри Роз отдергивает руку. – Вы на чьей стороне, не понимаю?

Успокойтесь, говорит Корина. Снова хочет взять её за руку, но Мэри Роз уже бежит через дорогу, прислоняет винтовку к своей машине и лихорадочно роется в сумке. Найдя ключи, хватает Старую Даму и кладет на пассажирское сиденье. И даже не взглянув в сторону Корины, отъезжает.

* * *

Ранчо Уайтхедов расположено в трех милях к югу от Пенуэлла. Нетрудно дойти пешком, как это было с Глори Рамирес, и если бы вы шли с ней, тоже могли бы схватиться за колючую проволоку, отгородившую от железной дороги самодельное кладбище – рядок больших камней, положенных друг на друга, – могилу младенца, умершего от лихорадки, ребенка, укушенного гремучей змеей, и чуть в стороне маленькую безымянную могилу собаки, принадлежавшей кому-то из рабочих. И если будете невнимательны или будете оглядываться назад, можете упасть на кучу камней, как это было с Глори. Может быть, вы с таким же животным страхом смотрели бы, как ветер волнами пробегает по траве. Может быть, оглянулись бы на то место, откуда ушли, и открыли рот, и оказалось бы, что не можете издать ни звука. Вот у этой маленькой могилы и сидела Глори, выковыривая из ладоней гравий, – и здесь Джесси Белден сажает Д.Э. Пирс к себе на плечи и несет по бурьяну, охлестываемому охвостьем уходящей пыльной бури, – чтобы могла разглядеть кладбище, про которое рассказывала ему всё лето.

* * *

Корина неисправимый лихач, привыкла гнать на двадцать миль быстрее дозволенной скорости, даже когда незачем спешить. Сейчас она мчится по шоссе I-20 так, словно за ней гонится сама смерть. Стрелка спидометра дрожит между восьмьюдесятью и восьмьюдесятью пятью милями в час. Но белый седан Мэри Роз едет быстрее, расстояние между машинами растет – почти уже полмили.

Буря уходит на юг со скоростью десяти миль в час, женщины мчатся сквозь тучу рыжей глиняной пыли и светлой известковой. Перед Пенуэллом ветер звереет, трясет машину Корины. Желудок у неё начинает бунтовать, напоминая, что не ела сегодня, что обезвожена, что напилась вчера вечером и каждый вечер напивалась с тех пор, как умер Поттер, что она старуха, бессильная удержать мир, готовый лопнуть по швам.

Когда они стояли перед домом Корины и Мэри Роз произнесла слово «изверг», голос её был ровным, как пустыня, простершаяся сейчас перед Кориной, и душа у Корины ушла в пятки. Несколько раз в жизни довелось ей слышать такой тон, и не обязательно у мужчины или в мужской компании. И хотя Мэри Роз рассержена и испугана, и где-то едет девочка с неизвестным мужчиной, Корина вспоминает, почему тон Мэри Роз кажется ей таким знакомым.

Это не опьянение яростью, какое владеет толпой, сжигающей книгу или бросающей камни в окно, или поджигающей облитый керосином крест на чьем-то дворе. Ровный голос Мэри Роз глухой, твердый – за этим страх и ярость, превратившиеся в холодный гнев. Это голос человека, принявшего решение. Осталось ждать лишь искры, которая оправдает то, что произойдет дальше. Всю жизнь Корина наблюдала, как этот яд расходится по жилам её учеников и их родителей, мужчин, сидящих в баре или на трибуне, усердных прихожан, соседей, отцов и матерей города. Наблюдала, как её родные и близкие вливали этот яд в свой лучший хрусталь, вываливали в миски и тарелки, привезенные их предками в фургонах из Джорджии и Алабамы, заявляя, что сами добыли всё нажитое, и никто им никогда ничего не давал, заработали на заводе, на полях и ни черта не могут сделать с теми, у кого в руках кошелек, кто платит им жалованье и одним кивком может выгнать их с работы – но всегда готовы показать на другого виноватого. Если долго говорить одно и то же и на разные лады, перестанешь видеть дитя Божье, стоящее по ту сторону твоих слов или сгорбившееся под их тяжестью. Лишь бы это помогло тебе скоротать ночь или отвернуться, чтобы пребывать во лжи. Помогло тебе поднести спичку или перебросить веревку через крепкий сук, а потом поспеть домой к ужину и к футбольному матчу. И хотя у Мэри Роз может быть больше оснований дать волю гневу, чем у этих глупцов и грешников, Корина знает: так или иначе это тебя убьет. Но, черт возьми, до тех пор ты успеешь наделать делов.

Корина жмёт на газ, пытаясь сократить расстояние до машины Мэри Роз. На девяноста пяти её «Линкольн» трясется и ревёт, как реактивный самолет. Когда Мэри Роз сбавляет ход, чтобы свернуть на подъездную дорогу, и снова прибавляет скорость, ветровое стекло у Корины накрывает туча пыли. Корина тормозит и съезжает на грунтовую дорогу, в последний раз взглянув в зеркало заднего вида, и впервые в жизни ей хочется, чтобы какой-нибудь полицейский оторвался от газеты и обеда и хотя бы минуту внимания уделил ей.

Сейчас почти три часа, прошло меньше часа с тех пор, как Корина зашла в свой гараж, и давно пора бы налить себе виски и холодного чая и расположиться на веранде. У неё начинают дрожать руки – напоминание, что ей абсолютно незачем тут быть, и она смеется, стуча кулаком по рулю. Надо было ехать прямо в полицию или зайти в «7-Eleven» и спросить, исправен ли у них телефон. Одного она хочет – с тех пор, как умер Поттер, только одного: чтобы её оставили в покое, и потихоньку спиться и скуриться до сладкого небытия. Но вот она здесь, старуха с испорченными легкими, безмужняя, едет в «Линкольне» по чертовой глуши спасать мир. До того это нелепо, что Корина стукает себя по лбу и смеется так, что слёзы проделывают два ручейка на запыленных щеках. Эх, черт, думает она. Дожили.

* * *

Корина уже на хвосте у Мэри Роз; они с ревом мчатся по Пенуэллу, захудалому городку посреди пустынной местности, где нет ничего, кроме качалок, железнодорожной колеи и вереницы телефонных столбов, уходящей в вечность. Здесь примерно семьдесят пять постоянных жителей, многие из них ютятся в трейлерах, привезенных из Одессы и стоящих среди останков деревянных буровых вышек. Всё, что осталось от старой бензозаправки и танцевального зала, – это груда досок и битого стекла да кучка перекати-поля возле упавшей ржавой вывески. СЕГОДНЯ ТАНЦЫ.

На обочине два мальчика весело кричат, когда женщины проносятся мимо светофора, не действующего уже сорок лет. Они проезжают мимо заправки, но поттеровского пикапа не видно. За городом дорога сворачивает на юг и бежит вдоль железнодорожных путей. Асфальт кончился, пошли пыльные колеи и шары перекати-поля. Туча пыли всё еще впереди, но ветер неустойчив. Налетит и уляжется; яростно затрясет машину и вдруг отпустит. Мэри Роз круто сворачивает перед куском трубы, упавшим поперек дороги, и Корина делает то же самое.

Мэри Роз опять тормозит, резко берет в сторону, и Корина видит броненосца-маму с четырьмя детенышами, идущих через дорогу. Она жмет на тормоз и резко поворачивает вправо; лицо её утыкается в руль с такой силой, что на периферии зрения плавают искры.