Книга Зима. Согрей мое сердце - Алекс Хилл

Домой попадаем в тишине. Только дыхание, шаги и шорох одежды. Дима уходит в ванную, а я следую на кухню за раздраженным Мытькой. Он не очень любит наше долгое отсутствие. Так ему не у кого выпрашивать еду.

Кормлю Мытищи и достаю из морозилки пакет с замороженными овощами. Думаю, Зимин скажет мне спасибо за это. Не хочет же он на свадьбе разукрашенный ходить, потому что свидетель не должен выглядеть плохо. Да и драка должна быть во время свадьбы, а не до нее. Придется делать Димке полноценный мейк. Вряд ли он оценит.

Да. Я не воспринимаю эту ситуацию с дракой, как какую-то катастрофу, потому что Саша… Он слишком вспыльчивый. Вот прям очень. Уверена, уже завтра он остынет и позвонит, мальчики помирятся, и все будет забыто. Возможно, конечно, не завтра, но… До свадьбы точно.

Перекладываю пакет с овощами из руки в руку, потому что мои ладони с недавнего времени не любят ледяной холод. А все теплые руки Димы. Я привыкла к его теплу. Кстати, где он? Чего так долго? Ладно. Может, ему нужно время, чтобы успокоиться и прийти в себя?

До боли закусываю нижнюю губу, роняя пакет на стол. Очень надеюсь, что с ним все хорошо. Просто ему нужно немного уединения. Подожду…

Час. Его нет уже целый час. Овощи уже давно растаяли и на столе вокруг пачки появилась небольшая лужица. А вот я леденела с каждой секундой все больше. Нет. Не мои чувства к Диме. Холодный страх за него.

Тихонько подхожу к двери ванной комнаты и прислушиваюсь. Ни звука, абсолютная тишина, словно и нет там никого. Но я то знаю, что есть. Стучу трижды и жду ответа. Ничего.

Сердце заходится в бешеном ритме, и я поворачиваю ручку, задерживая дыхание. Боюсь увидеть там что-то страшное. То, что уже не исправить.

Люди в гневе или обиде очень слабы. Иногда жалость к самому себе или злость на кого-то может подтолкнуть к ужасным вещам. Необратимым. Это я знаю не понаслышке. И именно с того дня, после смерти Миши, я решила, что никогда не прощу такую слабость ни себе, ни кому-то еще.

Взгляд цепляется за тело, привалившиеся к стене напротив раковины. Внутри что-то обрывается. Нет. Он не мог. Не может быть.

Падаю на колени рядом с Димой и обхватываю рукой его шею. Кажется где-то там можно почувствовать пульс. Наверное…

– Холодные, – Дима накрывает мою ладонь своей, открывая глаза.

Вижу его размытый образ. Черт! Что это? Слезы?

– Я заснул?

Киваю, часто-часто моргая. Его теплая рука в успокаивающем жесте поднимается к моему плечу, а потом касается лица.

– Прости меня, – приглушенно и устало говорит Дима.

Чувствую запах алкоголя. Сколько же он выпил? Наверное, много. Еще бы, сейчас уже заполночь, а начали ребята праздновать часов в семь.

– Идем спать, – произношу с дрожью в голосе.

Ненавижу чувствовать себя беспомощной. Никто не любит. А когда перед тобой родной человек, которому ты не знаешь, как помочь, это просто невыносимо.

В спальне помогаю Диме избавиться от одежды и раздеваюсь сама. Ложимся в постель, и я обнимаю его так крепко, как только могу. Теперь у меня желание не спрятаться в нем самой, а наоборот. Спасти его. Скрыть от всего мира, чтобы уберечь.

Господи, только бы у меня хватило сил. Пожалуйста. Дай мне сил помочь ему и ничего не разрушить.

На все воскресенье Зимин впадает в спячку. Буквально. Он просыпается всего раз или два, делает круг: ванная, туалет, кухня, и снова замыкает его в кровати. Не говорит со мной. Ни слова. Даже не смотрит.

Хожу по квартире, словно призрак. Не знаю, куда себя деть и что сделать. Несколько раз порываюсь позвонить брату, чтобы наорать на него, но не решаюсь. Что это изменит? Ничего. Он уже сказал все эти ужасные слова тому, кто не должен был их услышать и более того, не заслуживает их.

Саня ведь в курсе, что Дима… Болен. Что у него есть эти отклонения. Что он восприимчив к стрессу. И все равно сделал то, что сделал. Зачем? Как он мог? И главный вопрос: как теперь все это разрулить?

Дни начинают свой бег, и тучи сгущаются над моей головой. Дима замыкается в себе после событий субботы. Он практически не говорит со мной, не целует, не улыбается. С понедельника каждый мой вдох рядом с ним вызывает боль, потому что я догадываюсь, куда все это идет.

Пытаюсь поговорить, обсудить, но… Зимин словно скафандр надел. Он уезжает рано утром, приезжает поздно вечером и практически сразу ложиться спать. Надежда, что он успокоится и снова станет собой тает на глазах.

На работе тоже не сладко. Тихая замкнутая Женька, под стать мне, и начальник, который все время бросает на меня раздраженные взгляды. Ему-то я что такого сделала? Хотя, знаю что, но… Неужели для него это было таким уж большим ударом?

Плюс. Началась череда наших программ для детей. Трудно два часа улыбаться во все зубы этим маленьким счастливым человечкам, когда на самом деле тебе хочется спрятаться в ближайший подвал. Но обязанности никто не отменял. Есть такие вещи, как работа, где просто нужно делать то, что ты должен. Всем плевать, что у тебя на душе.

В среду не выдерживаю и успеваю поймать подругу, прежде, чем она сбежит на свою остановку. Да. В последнее время она меня избегает.

– Жень! – хватаю ее под руку, утягивая совсем в другое направление. – Кажется, нам нужно поговорить…

– Уверена? Неужели твоя распрекрасная жизнь дала трещину? – едко отвечает она, но я даже не думаю обижаться.

– Прости, что как-то пропала в последнее время. Мы приехали вместе, я не должна была забывать о тебе.

Женька фыркает и уже сама твердо шагает к ближайшему продуктовому магазину. Что ж, если она хочет напиться… Я не против.

– Добро пожаловать обратно в реальность, – говорит подруга, вызывая во мне слабую, но все-таки улыбку.

– А я тебя предупреждала, что Макс урод конченый, – размахимаю картонным стаканчиком, в котором сейчас то, что гораздо крепче чая или кофе. – Божечки! Почему ты не позвонила мне, когда ушла от Коли? Я бы…

– Не хотела рушить твои розовые замки, – перебивает подруга. – Не переживай. Колька отходчивый и с радостью принял меня назад. Пришлось, правда, немного поунижаться, но мне не привыкать.

Стыд и чувство вины отдают кислым привкусом во рту. Как я могла оставить ее? Где были мои глаза?

– Прости меня, Жень, – скрючилась на скамейке, чтобы опустить голову на ее плечо.

Солнце нещадно палит, что только усиливает эффект алкоголя. Благо деревья, что растут в выбранном нами для девичьих посиделок дворе, немного спасают своей тенью, а ветерок обдувает вспотевшие тела.

– Ничего. Ты же…

– Не моя мамочка, – заканчиваю фразу Женьки.

С тех пор как умерла ее бабуля, она использует ее очень частно. И не многие смогут увидеть за этими словами, что девочке просто не хватает родительского внимания, заботы и любви. Она пытается казаться сильной и независимой, и она в каком-то роде действительно такая, но в тоже время слабости в ней тоже хватает.