Книга Конец всего. 5 сценариев гибели Вселенной с точки зрения астрофизики - Кэти Мак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я уверен, что нам следует просто вернуться тем же путем, – считает Нил Турок, физик-теоретик и космолог, изучающий альтернативы теории космической инфляции, который много лет руководил институтом теоретической физики “Периметр” в Канаде. – Нам нужно отмотать назад пятьдесят лет и сказать: “Ребята, мы строим замки из песка”».
В астробиологии существует знаменитое уравнение Дрейка, предназначенное для определения числа цивилизаций в нашей галактике, с которыми мы можем вступить в контакт. Все, что вам нужно сделать, это подставить в него количество звезд, долю звезд, обладающих планетами, количество планет с подходящими условиями для зарождения жизни, вероятность возникновения разумных форм жизни и т. д. В конце вы получите количество сообщений своей межзвездной голосовой почты, на которое вы можете рассчитывать. Разумеется, большую часть коэффициентов определить невозможно, по крайней мере, на основании имеющихся у нас данных, так что результат расчета пока не имеет смысла. Уравнение Дрейка полезно тем, что оно заставляет нас задуматься о своих предположениях относительно внеземной жизни, чтобы определить границы нашего понимания этого вопроса.
В ходе разговора с Хираньей Пейрис я подумала о том, что с вопросом о конце Вселенной дела обстоят примерно так же. Я предположила, что в данном случае значение имеет не результат расчета, а сам процесс вычисления. «Итоговое число и правда не важно, – согласилась она, – но само обдумывание различных вариантов, по-моему, вполне полезно». И такой мысленный эксперимент в итоге может окупиться. «Благодаря этому мы можем найти отличный способ проверки гипотез, который не потребует ожидания результатов на протяжении семи миллиардов лет».
Как долго нам ждать этого прорыва? Мы не знаем (и не можем знать). В настоящее время мы исследуем самый край карты. Клиффорд Джонсон уверен, что мы движемся к лучшему, более глубокому пониманию физики, но и он признает, что все не так просто. «Может случиться так, что мы потратим пару сотен лет на сбор данных, а потом поймем, что ответ находился у нас под носом все это время. Это будет очень досадно. Однако, учитывая важность вопросов, которыми мы занимаемся, это не проблема. Кто сказал, что на них необходимо ответить в течение одной человеческой жизни?»
Итак, мы продолжаем прокладывать новые пути через лес, чтобы посмотреть, что там скрывается. Когда-нибудь в далеком будущем Солнце расширится, Земля погибнет, и сам космос придет к своему концу. А пока мы можем исследовать Вселенную, применяя все свои творческие способности для поиска новых способов познания нашего космического дома. Мы можем учиться, создавать необычайные вещи и делиться ими друг с другом. И до тех пор, пока мы остаемся мыслящими существами, мы не перестанем задаваться вопросом: «А что же дальше?»
«Но если нет гарантии, что результаты наших действий сохранятся надолго, если даже лучшие наши жесты имеют лишь малый шанс пережить нас самих, есть ли хоть одна причина не сдаваться?»
«Для этого есть множество причин, – сказал Радд. – Мы здесь, и мы живы. В этот прекрасный вечер последнего идеального летнего дня».
Мартин Рис не возводит никаких соборов.
Солнечным июньским утром во время нашего разговора, состоявшегося в его офисе в институте астрономии Кембриджского университета, он сказал мне, что о человечестве, каким мы его знаем, вскоре никто и не вспомнит. «В Средние века строители соборов с радостью создавали то, что должно было их пережить, поскольку верили, что их внуки это оценят и проживут жизнь так же, как они. Я не думаю, что мы можем сказать о себе то же самое». Рис привык размышлять о далеком будущем, – он написал несколько книг о будущем человечества и различных способах, как оно может обречь себя на гибель. По словам Риса, культурная и технологическая эволюция так стремительно ускоряется, что мы не можем предсказать, каким станет разум в ближайшие несколько сотен или тысяч лет. Однако мы можем быть уверены, что в любом случае ему не будет до нас никакого дела. «По-моему, сегодня оставить наследие на сто лет вперед гораздо сложнее, чем раньше», – сказал Рис.
«Вас это расстраивает?» – спросила я.
«Это меня очень огорчает. Однако мир вовсе не обязан нам нравиться».
Невозможно серьезно размышлять над концом Вселенной, не примирившись с тем, что это значит для человечества. Даже если вам кажется, что Рис придерживается слишком пессимистичной позиции, любая временная шкала предусматривает момент, в который наследие нашего вида просто… исчезает. Какую бы рационализацию, основанную на наследии, мы ни использовали для примирения с собственной смертью (кто-то вырастил детей, кто-то совершил великие дела или каким-то образом сделал мир лучше), ничто из этого не сможет пережить конец Вселенной. В какой-то момент в космическом смысле само наше существование перестанет иметь значение. Скорее всего, Вселенная рано или поздно превратится в холодный, темный и пустой космос, и все, что мы сделали, будет полностью забыто. Что это означает для нас сейчас?
Хиранья Пейрис резюмировала одним словом: «грустно».
«Это очень удручает, – призналась она. – Я не знаю, что еще сказать по этому поводу. Когда я говорю о возможном конце Вселенной в ходе своих лекций, некоторые люди начинают плакать».
Это заставляет смотреть на вещи в перспективе. «По-моему, очень интригующе, что история Вселенной включает в себя столь интересный и насыщенный событиями период, – сказала Пейрис. – И все же, судя по всему, нам предстоит провести гораздо более длительное время в кромешной тьме и холоде. Это ужасно. Если смотреть с такой точки зрения, то нам очень повезло оказаться на том этапе развития космологии, когда мы впервые открываем все эти вещи».
«На мгновение мне тоже становится грустно, – согласился Эндрю Понцен. – Но затем я вспоминаю о наших текущих трудностях здесь, на Земле, и думаю: “Да бросьте”. У нас есть гораздо более серьезные проблемы, чем возможная тепловая смерть Вселенной. Это заставляет меня задуматься о более краткосрочных проблемах нашей цивилизации. Если я и буду о чем-то беспокоиться, то о них, а не о тепловой смерти».
«Видимо, смерть Вселенной просто не затрагивает меня эмоционально, – продолжает Понцен, – чего нельзя сказать о гибели Земли. Я не против умереть лет через пятьдесят, но я не хочу, чтобы через пятьдесят лет погибла Земля». Мне очень близка такая точка зрения. Тепловая смерть, распад вакуума, Большой разрыв или что-то в этом роде находятся далеко не в самом начале списка вещей, о которых нам следует беспокоиться (даже если оставить в стороне тот факт, что мы в принципе бессильны их предотвратить). Как живым существам нам свойственно в первую очередь заботиться о собственной жизни и о жизни тех, кто близок нам с пространственно-временной точки зрения, поэтому мы в основном не задумываемся об отдаленном будущем космоса.
Но лично для меня в некотором эмоциональном смысле существует большая разница между «нам суждено жить вечно» и «нам суждено умереть». Нима Аркани-Хамед чувствует то же самое: «На самом глубоком уровне… вне зависимости от того, задумываются люди об этом или нет (и если не задумываются, то обкрадывают сами себя). если в жизни и есть цель, то лично я не знаю такой, которая не была бы связана с чем-то, выходящим за пределы нашего короткого существования. Я думаю, что многие люди на каком-то уровне – опять же, явно или неявно – начинают заниматься наукой, искусством или чем-то подобным именно из-за ощущения величия и прикосновения к чему-то вечному. Слово “вечное” в данном случае бесконечно важно».
