Книга Николай Хмурый. Западная война - Михаил Ланцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, – уже легче произнёс старший сын и сделал ход. – Шах.
Николай улыбнулся.
– Когда жертва начинает сомневаться, что соперник ей равен, на самом деле она сомневается в своих собственных интеллектуальных способностях, – сказал он и сделал ход.
Ярослав, охваченный некоторым раздражением, сделал свой ход, практически не задумываясь.
– Серьёзно? – удивился Император. – А, впрочем, какой победитель думает о поражении.
И сделал ход.
Ярослав свой. Снова почти не думая.
Ещё ход.
Ещё.
Ещё.
– Правда?
– Да!
– Прекрасно! – произнёс Император и сделал свой ход. – Шах и мат.
– Чёрт! – в сердцах воскликнул Ярослав и чуть не ударил по шахматной доске.
– Не выражайся! – грозно прикрикнула на него бабушка. Она также присутствовала в этом зале и с огромным интересом наблюдала за такими играми. Каждый раз, если могла, старалась прийти. Как, впрочем, и супруга монарха – Клеопатра.
– Чтобы победить, – произнёс Николай Александрович, – я должен был скармливать тебе маленькие кусочки, заставляя поверить, что ты сам их выиграл, потому что ты умён, а я, стало быть, глуп. В каждой игре всегда есть тот, кто ведёт партию, и тот, кого разводят. Чем больше жертве кажется, что она ведёт игру, тем меньше она её в действительности контролирует. Так жертва затягивает на своей шее петлю.
– Но… это ведь нечестно! Это уловка!
– Это победа.
– Твоя победа! Не моя! Как я научусь побеждать?
– Чтобы поумнеть, играй с более умным противником. Или ты думаешь, что лёгкие победы сделают тебя лучше? Когда ты станешь Императором, всем вокруг будет плевать на то, честно они тебя обманули или не очень.
– Но… я не понимаю.
– Ты потерял контроль над собой. Увлёкся соблазном. И попался в ловушку. Твои эмоции взяли верх. Не позволили увидеть ситуацию в целом.
– Но ты дразнил меня!
– Привыкай. Ты – будущий Император. Ты будешь всю жизнь на витрине – в фокусе всеобщего внимания. Тебя будут дразнить. Тебя будут провоцировать. Тебя будут оскорблять. Тебе будут льстить. Чего только не будут делать. Причём непрерывно. А всё для того, чтобы вывести на эмоции и воспользоваться тобой для решения каких-то своих проблем. Ты понимаешь?
– Эмоции… – мрачно произнёс Ярослав. – Они… иной раз я их не в силах сдержать. Они меня просто переполняют.
– А почему тебя охватывают эмоции, ты понимаешь? Почему Святополк разозлился, понимаешь?
– Нет, – после долгой паузы ответил старший сын.
– Есть в каждом из нас что-то такое, о чём обычно мы даже не подозреваем. То, что мы стараемся отрицать до тех самых пор, пока не будет слишком поздно. Это то, что заставляет людей по утрам подниматься с постели, не выспавшись, и идти на работу. А потом терпеть, когда их донимает занудный и, безусловно, тупой начальник. Терпеть кровь, пот и слёзы. Не догадываешься, о чём я?
– Нет.
– Всё дело в том, что нам хочется показать другим, какие мы на самом деле хорошие, красивые, щедрые, трудолюбивые, забавные и умные, – произнёс Николай Александрович и, скосившись в сторону Всеволода, подмигнул ему. Тот хмыкнул и немного смутился. – Люди – это наркоманы, сидящие на игле одобрения и признания. Мы готовы на всё, лишь бы нас похлопали по плечу в той или иной форме. Даже когда бунтуем или стремимся разрушить всё вокруг. Мы все хотим, осознанно или подсознательно, чтобы тот маленький мальчик, что живёт внутри нас, завоевал очередную медальку или с гордостью сел натирать до блеска свой любимый кубок. Это всё сводит нас с ума[100].
– Жутко, Ники… – покачала головой Вдовствующая Императрица Мария Фёдоровна.
– Полностью с тобой согласен, мама. Жутко. Но, к сожалению, мы не более чем обезьяны, всего лишь нацепившие костюмы цивилизации. Под самым красивым павлиньим хвостом скрывается обычная куриная жопка. Такова природа человека. Её не изменить. Она – данность. А то, что нельзя преодолеть, нужно использовать.
– А для того чтобы что-то использовать, это нужно осознать, – произнёс Всеволод.
– Именно, – кивнул Император…
Они ещё немного посидели и разошлись. А уже перед самым сном Николай Александрович зашёл в комнату к Клеопатре и устало присел в кресло у камина. Потёр лицо и посмотрел на супругу с печалью.
– Тебя что-то тревожит?
– Наши дети.
– Что-то случилось? – вскинулась она.
– Сева… ты ведь заметила?
– Он… он сложный мальчик.
– Он-то как раз правильный… был бы… Император. Но он младший. И это опасно. Крайне опасно.
– Он не пойдёт против своих братьев.
– Он уже идёт. Сева мог бы и промолчать, но он не упустил возможности их унизить. Очень аккуратно. Ужалил и сразу отступил, вроде бы он нечаянно и без задней мысли. Но от этого не менее болезненно. Понятно, что дети – жестоки. Однако ты видела, как на него смотрели Таисия и Серафима? Девочки всё прекрасно поняли. Скорее почувствовали. А он молчал и смеялся им в лицо одними глазами. И это уже не первый раз. Конфликт нарастает. Парня явно задевает то, что он младший. Острый, изворотливый ум, упорство и воля. Гремучая смесь. Если бы они не были моими детьми, то я бы не поставил на старших ни копейки.
– Ты хочешь убрать Севу из «Великой сотни[101]»?
– Нет. Я просто не знаю, что делать. Их конфликт неизбежен. Старших задевает, что «мелочь пузатая» умнее их. Из-за чего они его третируют. А он взамен возвращает им сторицей при любом удобном случае. И как возвращает. Я боюсь… очень боюсь, что они начнут усобицу после моей смерти. Или даже раньше.
– Слава проиграл из-за слов Севы? Или в тот момент он действительно совершил ошибку? – после долгого молчания спросила Клеопатра.
– Он совершил ошибку. Она была не вполне очевидна. Но… она была. И Сева её увидел.
– Что же делать? – тихо прошептала Клеопатра, а по её щеке пробежала одинокая слеза, которую она ловко смахнула. – Они же… это же…
– Я не знаю, как лучше поступить, – не менее мрачно произнёс Николай Александрович. – Но, я надеюсь, вместе мы что-нибудь придумаем. Сейчас не паникуй. Успокойся. Ещё годы. Но нужно думать. Нужно искать пути и варианты. И вдвоём нам будет легче это сделать…
1914, июнь, 6–8, Восточная Померания, Потсдам
Немцы спешили. Очень спешили с противодействием возможной десантной операции в Померании, дабы обезопасить Штеттин. Однако не успели. Уже 29 мая, рано утром, преодолев шестисотметровый пролив между островом Узедом и материком, русские высадились в устье реки Пене. По её правому берегу. И стремительным велопробегом достигли железнодорожного узла Анклам.
