Книга Небо в алмазах - Анатолий Галкин

Где может быть человек в воскресное утро? Где, если не дома, в своей постели?

Ван Гольд уже десять минут стоял на площадке перед дверью в квартиру Арсения Хрекова и упорно нажимал на кнопку звонка. Наконец приоткрылась дверь в соседнюю квартиру, и над цепочкой показалось заспанное женское лицо. Оно сообщило:

– Если вы к Арсению, так его уже нет.

– Простите, сударыня, он так рано уехал?

– Уехал, но не рано. И не сегодня. Он две недели, как уехал… И не один.

– А с кем?

– Вместе с мебелью и чемоданами.

– Он насовсем уехал?

– А я знаю?

Это была первая неудача и намек на то, что Арсений повел свою игру. Если он не сообщил Паулю о выезде с квартиры, то и остальные его рапорты из Москвы могли быть ложными. Солгавший раз – кто тебе поверит!

Об этом Ван Гольд размышлял, сидя на лавочке у дома Хрекова. Была потеряна основная нить поисков. Если Арсений предал и исчез, то оставалось еще два пути – туристическое бюро, где работала Ольга Сытина, или телефон Виктора, который однажды засёк определитель номера в Амстердаме.

Очевидно, у Пауля был такой страдальческий вид, что местный бомж не мог пройти мимо:

– Что, брат, заболел?

– Я здоров… Но голова что-то гудит.

– Я, брат, об этом и говорю. Перебрал вчера? Поправиться надо?

– Вы имеете ввиду – выпить?

– Можно выпить, а можно на хлеб намазать… Если есть деньги, то я могу сбегать.

– Пожалуй, вы правы! Пятьдесят граммов виски – не помешает.

Ван Гольд протянул бомжу тысячную купюру… Сказать, что бомж удивился – ничего не сказать. Он бомжевал уже шесть лет и впервые держал в руках такую деньгу. От шока у него даже не возникло простой мысли – взять эти огромные деньги, уйти и не вернуться. Он мог стащить что-нибудь, но не обмануть доверие. И у бомжа своя честь и гордость. Мы же не олигархи какие-то…

Через двадцать минут они уже расположились у гаражей за добротно сбитым столом. После второй Ван Гольд расслабился и разговор пошел душевный:

– Ты пойми, Гриша, я к нему, как к другу. А он предал!

– Понимаю, Паша. В сложное время живем. Много еще сволочей на земле. Жалкие людишки! Не чувствуют они духовной общности… Все мы люди, а это звучит гордо! Люди – великолепно звучит…

– Сперва, понимаешь, Арсений перестал звонить. Я в Москву прилетел, а он с квартиры сбежал!

– Арсений, говоришь? В том подъезде, где ты сидел? Знаю такого. Я две недели назад мебель ему таскал. Он сказал, что на дачу едет, а я сразу смекнул, что врет… На дачу весной едут, а не осенью! Такой порядок.

– А где его дача? Не сказал?

– Не сказал… Он не сказал, а с шофером я на этот счет перекинулся. Арсений его до Красково нанял. Если электричкой, то это за Томилино, но перед Малаховкой. Сразу за мостом через речку Пехорку. Я пацаном в ней купался… Мы её тогда Переплюйкой называли.

* * *

Сегодня утром она гуляла по Амстердаму, плыла по каналам на широком приплюснутом катере, видела в пригородах настоящие мельницы. Потом перелет в Шереметьево, погоня за Ван Гольдом, звонок о похищенной Оксане… Вера засыпала на широченной кровати. Одна в пустой комнате.

Ей приснился Левушка. Даже не приснился, а пригрезился. Это было в тот момент, когда она уже не владела своими мыслями, но еще не совсем заснула.

Это была его квартира. Они сидели за столом, держа в руках бокалы красного вина. Левушка долго говорил ей приятные слова. Голова начала кружиться от нежности и эротики. Сначала она любила его ушами, а потом он встал и повел её в спальню… Верочка смотрела, как он раздевается – медленно и томно, копируя поганых стриптизеров… Разоблачившись, Левушка подошел к ней, положил руки на её грудь и сразу же получил удар в челюсть.

Это была не пощечина, не милый хлопок ладошкой, а мощный и закрученный удар по всем правилам бокса.

Левушка вяло вскрикнул, отлетел в угол и начал растворяться вместе с разбитым зеркалом, вместе с одеждой на ковре, вместе со всей своей квартирой… Верочкин сон тоже растворился.

Она разозлилась! Не на Льва Бармина, который незвано появился в её мечтах. Не на скромного Сытина, который мог бы наяву устроить ужин при свечах с романтическим продолжением.

Верочка разозлилась на себя. Эротические грезы про Левушку указывали на то, что она женщина вздорная, непостоянная и распутная. А значит Алексей прав, что не положил на неё глаз. Он прав всегда и во всем! Как тонко он уловил её актерское нутро. Он чуткий и душевный, он умный и нежный… Он любимый…

Утром Сытин с любопытством наблюдал за Верочкой. Она вела себя, как в сентиментальном водевиле, как в мыльной опере. Она кокетничала, томно вздыхала и строила глазки… Пошутить решила или приснилось ей что-нибудь?

Алексей тоже не спал часть ночи, но думал не о глупостях, а о деле.

– Ты помнишь, Верочка, я говорил, что у меня на даче тайники сделаны.

– Помню, говорил.

– Ольга о них, естественно, знала и как-то сказала, что хотела бы иметь свой личный тайник.

– Ну и что?

– А то, что это было, когда в доме отделка шла. И она со строителями общалась больше чем я. Значит, могла что-нибудь соорудить.

– Ты, Сытин – буржуй. У тебя не дача, а коттедж. И даже, если Ольга сделала тайник, то найти его невозможно. Три дня будем ползать от подвала до чердака и стенки простукивать.

– Ты права, Верочка, но я еще один разговор вспомнил. Однажды лежим мы с ней в постели…

– Стоп, Сытин! Меня совершенно не интересуют твои бывшие интимные дела.

– Вот как раз в тот день ничего и не было! Мы просто так лежали… Ольга мимоходом сказала, что и у неё на даче есть свой тайничок. Спрашиваю – где? Она напустила таинственности, но проговорилась – под нами!

– В кровати?

– Или в ней, или в паркете под кроватью… Собирайся, Верочка, едем на дачу. Петя Колпаков машину на мое имя купил. Через час подгонит к подъезду новый Опель.

– Хоть не красный?

– Почти нет. Он сказал, что это цвет гнилой вишни… Не могу представить эту гадость.

Верочка понимала, что глупо ревновать Сытина к трагически погибшей Ольге. Это даже грешно! А главное – то была вполне законная жена со всеми вытекающими последствиями… Но невозможно было удержаться, когда на даче они с Алексеем ощупывали бывшую супружескую кровать.

Матрац вспарывать не стали, но оттащили его к стене… В мощном деревянном каркасе тоже не было намека на тайниковые полости. А вот в паркете предательски выделялся прямоугольник с экран небольшого телевизора – диагональю в тринадцать дюймов.

В паркете просто нельзя было делать тайник. Все щели залиты лаком, и невозможно скрыть люк.